4 сентября

[johnbarrowman]

Host of The Big Lottery's Big Night

Много картинок. Правда много

@темы: photos, videos, barrowman broadcasting, appearances: the national lottery

---

Распродажа

[johnbarrowman]

На этих выходных Джон провел у себя дома в Кардиффе гаражную распродажу.

@темы: photos

---

Сканы из журнала ОК

[johnbarrowman]

@темы: scott and john, photos

---

После записи последнего выпуска TTN

[johnbarrowman]

@темы: photos

---

Фото возле студии BBC в Глазго

[johnbarrowman]

@темы: photos

---

Anything Goes глава 10

[**Фантазия**]

Chapter Ten «High Flying Adored» / Глава Десять «Благословенный высокий полет»


Первые мои серьезные гей отношения, не считая скоротечного летнего романа в Оприленде, сложились с парнем по имени Пако Перез-Аревело - испанским танцором фламенко из Кордобы. Когда я познакомился с Пако, он был танцором и помощником танцевального руководителя мюзикла «Матадор», повествующего в балетном изложении о реальном человеке, матадоре Мануэле Бенитезе. Сам же я в этой постановке как раз исполнял роль Матадора. Хореографом мюзикла был Рафаэль Агиляр, один из самых знаменитых хореографов фламенко в мире, который придумал специально для этого шоу танец с участием шестерых танцоров фламенко, изображающих быка. 1. При этом Пако танцевал партию головы быка (и это не метафора – а я вовсе не перемудрил здесь с иносказаниями).
Вообще, первоначально «Матадор» был запущен в 1991 году в Королевском Театре на Шафтсбери-Авеню. К сожалению, он не имел колоссального успеха, если судить об этом по количеству проданных билетов, хотя и получил единодушное признание критиков. Я же настаиваю на том, что мюзикл попросту пал жертвой серьезного кризиса в туристическом бизнесе, который, в свою очередь, был вызван в том году (хотя бы частично) войной в Персидском заливе. В результате все продержалось только три месяца, невзирая даже на хорошие обзоры в СМИ (конечно, я имею в виду шоу, а не войну).

1. В 1992 году Агиляр был награжден как Лучший Хореограф премией Olivier Theatre Award именно за эту его работу в "Матадоре".

Сначала мои отношения с Пако были тайными, по крайней мере я так считал, потому что формально я все еще оставался вместе со своей девушкой (вы ведь не забыли Мерелин?). Однако при этом, мой костюмер Джон Фэйхи – с которым я впервые начал работать во время «Матадора» и которого затем всегда запрашивал для себя всякий раз, как оказывался на Вест Энде – а также моя партнерша по шоу Стефани Пауэрс, большинство остальной команды и, честно говоря, половина Вест Энда знали, что у меня начался роман с Пако. Поэтому я предполагаю, что эти отношения все же не были таким уж большим секретом.
Что же до Мерелин, то мы с ней продолжали регулярно общаться даже несмотря на то, что еще в 1989 году она, как и все мои однокурсники из МУСШ, вернулась в Сан-Диего, чтобы закончить учебный год. Тем не менее, каким-то образом, мы с ней ухитрялись не затрагивать всерьез тему наших взаимоотношений до тех пор, пока однажды днем она не нанесла неожиданный визит ко мне в театр.
В тот самый судьбоносный день мы с Пако примерно в полдень приехали из моей квартирки в Бау в центральный Лондон, чтобы принять участие в дневном представлении. Я только успел повернуть на Вардур-Стрит, как Джон Фэйхи стремительно выскочил из дверей служебного входа и остановил мою машину прямо на углу.
- Мерелин только что приземлилась в аэропорту Хитроу, - задыхаясь, сообщил он, - Она едет, чтобы сделать тебе сюрприз.
Я буквально остолбенел от такого известия и оказался совершенно сбит с толку, а это, нужно заметить, довольно примечательное зрелище, т.к. подобное происходит со мной нечасто. Меж тем Пако с яростью захлопнул дверцу машины и заявил: «Я не могу, нахрен, в это поверить», ну или что-то в таком роде. Дело в том, что он говорил на испанском, поэтому все прозвучало намного более выразительно и драматично.
Затем я бросился вверх по лестнице в гримерную Стефани, рассказал ей о случившемся и взмолился о помощи. Как всегда абсолютно спокойная и решительная она ответила: «Джон, у тебя есть два варианта. Если тебе это необходимо, я могу притвориться, будто у нас с тобой интрижка. Тогда я приду в твою гримерную и немного поиграю в примадонну. Или же ты можешь поступить как мужчина и сказать Мерелин правду».
Я знал, что второй вариант был самым верным, но это вовсе не делало его более легким. Мерилин была моим близким другом, и больше всего я боялся как-то ранить ее или разрушить нашу дружбу. Когда она наконец приехала, я поприветствовал ее с притворным удивлением, а потом усадил на место, отведенное для особых гостей, чтобы она посмотрела шоу. После представления мы отправились поужинать, а затем пошли прогуляться вдоль Темзы. Мы присели на лавочку, я вдохнул поглубже и рассказал ей все начистоту.
Когда же я закончил свою своеобразную исповедь, Мерелин ответила: «Именно поэтому я и приехала, Джон. Я догадывалась о том, что ты гей, и решила, что мы должны обсудить это вместе».
Тогда я крепко обнял и горячо поблагодарил ее, ведь для Мерелин эта поездка наверняка оказалась одним из самых тяжелых путешествий, которые она когда-либо совершала. В то время, когда я счастливо игнорировал сложившуюся ситуацию в объятиях Пако, и впервые начал переживать о встрече с Мерелин лишь после того, как мой костюмер выскочил перед машиной в начале дня - она, со своей стороны, мучительно размышляла об этом в течение долгих месяцев. Затем мы с ней встали со скамейки с великолепным обзором на Темзу и пошли на встречу с Пако ко мне домой, где и устроили большую пижамную вечеринку на троих: мы смотрели фильмы, рассказывали истории, много смеялись и пели.

Вскоре после того, как я разобрался в своих взаимоотношениях с Мерелин и Пако, еще один «бык» продемонстрировал мне свои «рога». И вот его-то взять под контроль оказалось вовсе не так легко.
Теперь объясню по порядку. Когда в театр поступает личный звонок кому-нибудь из актеров, то на него обычно отвечает менеджер на служебном входе, а затем либо сразу же переключает звонящего на гримерную исполнителя, либо уточняет его данные, чтобы потом все-таки соединить или, наоборот, дать отбой. Мой успех в мюзикле «Возможно все» привел к тому, что мною заинтересовалось несколько, скажем так, исключительно восторженных поклонников, поэтому у меня появилась необходимость фильтровать свои входящие звонки. Конечно, меня никогда не преследовали всерьез, но даже двадцать лет назад у меня уже была пара поклонниц, которые вполне могли бы поехать за мной до самого дома, если бы они вдруг заметили, как я сажусь в автомобиль.
И вот, однажды, когда после спектакля я переодевался в свою обычную одежду, на звонок ответил мой костюмер Джон. Он прикрыл трубку рукой.
- Кто-то звонит тебе от имени м-ра Гаравани, Джон. Ты будешь с ним разговаривать?
Я абсолютно не представлял, кто бы это мог быть, но раз звонящий оказался достаточно настойчивым и смог убедить менеджера, распределяющего звонки, то я тоже решил ответить.
- Вчера вечером м-р Гаравани видел Ваше шоу, и он буквально влюбился в него, - произнес голос с итальянским акцентом, - Он хотел бы встретиться, чтобы обсудить возможные деловые предложения для Вас.
- Я польщен этим, - сказал я, - но, к сожалению, совершенно не знаю кто такой м-р Гаравани.
- М-р Гаравани – дизайнер. Может быть Вам больше знакомо его имя? Валентино.
Я считаю, что представить Валентино просто как дизайнера, это все равно, что назвать Сондхайма просто поэтом-песенником, а Шекспира просто писакой-любителем. Поэтому, конечно же, я знал это имя и – да, о, да!- я ответил, что буду рад встретиться с ним. В течение следующих нескольких недель Валентино регулярно лично звонил мне в гримерную и, в конце концов, он рассказал о поводе для нашей встречи. Он объяснил, что посчитал меня идеальной моделью для своей новой линии мужской одежды, которую он назвал «Оливер». Так не могли бы мы встретиться, чтобы обсудить все поподробнее?
Еще начиная с шестидесятых годов Валентино одевал богатых и знаменитых, таких как Элизабет Тейлор, Джеки Кеннеди Онассис, Джулия Робертс и Гвинет Пэлтроу. Его имя было и все еще остается синонимом королевского стиля, а сам он вращается среди принцев и принцесс, которые к тому же являются его постоянными клиентами. В начале девяностых Валентино уже был общепризнанным властелином высокой моды и королем среди ценителей нетрадиционного искусства. Мне же в то время исполнилось только двадцать четыре года и «мальчик из ниоткуда» 2. во мне более чем чуть-чуть трепетал перед этим человеком и его достижениями.

2. До сих пор моя самая любимая песня из «Матадора».

Меж тем, Пако оказался совсем не рад нашим разговорам и совершенно не разделял мое воодушевление по поводу этой встречи, но, тем не менее, я дал на нее свое согласие. Мы договорились, что я приеду в дом Валентино в центральном Лондоне - в великолепное поместье, расположенное в элитном районе Найтсбридж. Когда я туда прибыл, то был встречен дворецким, препроводившим меня затем в гостиную, которую я могу описать только как что-то среднее между залом во Дворце Версаля и галереей в каком-нибудь музее. Вцелом же обстановка комнаты была очень далека от моего личного вкуса, т.к. сам я больше тяготею к модерну с его плавными линиями и приятными текстурами, но бросающаяся в глаза роскошь Валентино все же произвела на меня неизгладимое впечатление.
Когда Валентино наконец вошел в гостиную, он был безукоризненно одет, его светло-русые волосы великолепно уложены, а сам он весь казался воплощением Старого Света и изысканности. При этом я был удивлен, насколько невысоким он является в действительности, по сравнению с тем, как выглядит на фотографиях в журналах, но присущее Валентино величие вскоре заставило меня позабыть об этом первом впечатлении. Его манеры были безупречны, а обхождение учтиво и галантно. Во время нашего разговора я ощущал себя так, словно чей-то отец решил разузнать обо мне побольше перед началом выпускного бала, или как будто – это будет более верное определение – некий старомодный джентльмен испытывал меня, прежде чем позволить мне сблизиться со своей дочерью или сыном. Пока я медленно пил воду из хрустального бокала, Валентино расспрашивал меня о моей жизни, о планах на будущее и о том, чего бы я хотел достичь как исполнитель. И хотя он не делал записей, со временем я понял, что все мои ответы он слушал очень и очень внимательно.
Несколько недель спустя, после череды щедрых подарков, присланных в мою гримерную в Королевском Театре, Валентино связался с моим тогдашним агентом Джереми Конвеем и поинтересовался о возможности нанять меня в качестве модели для его новой модной коллекции «Оливер». Представитель Валентино объяснил Джереми, что меня буду ждать так скоро, как только это возможно для участия в фотосессии, которая будет проведена на личной яхте Валентино - TM Blue One, во время двухнедельного круиза по Средиземному морю. Согласен ли я или мне нужно еще подумать? Джереми уточнил у меня. О, конечно же, я сначала подумал! Наверное, целых полторы минуты.
Время «Матадора» подходило к концу, и я уже запланировал свою поездку домой в Штаты, чтобы навестить родителей после того, как шоу закончится, но сразу же после этого я согласился отправиться прямиком в Рим. Я едва мог поверить в происходящее! На тот момент стать моделью Валентино было для меня немалым профессиональным достижением, и я был невероятно всем этим польщен.

Валентино оплатил все мои расходы на дорогу, поэтому совершая международный перелет в Рим я впервые путешествовал первым классом. Тем не менее, с той самой секунды, как наш самолет поднялся в небо и устремился в сторону Атлантики, я знал, что мое путешествие будет не из приятных. Фактически, даже и по сей день, этот полет остается одним из самых ужасных в моей жизни. Ведь даже во время виражей на Ястребе у меня в запасе были простое устройство для катапультирования и поддержка от красивого пилота, болтающего со мной по внутренней связи. Здесь же вместо них меня ожидала турбулентность, ставшая настолько сильной, что бортпроводники даже прекратили обслуживание пассажиров. Это произошло после того, как одного из них подбросило и ударило о салон самолета, в то время как нас накрыл и начал болтать из стороны в сторону серьезный шторм. Все было настолько плохо, что я мог слышать, как воздушные потоки грохочут и бьются за бортом самолета. Если же кому-то из экипажа все же требовалось пройти по проходу между креслами, то он или она были вынуждены крепко цепляться за сидения, пока пошатываясь пробирались в нужном направлении.
В итоге я искренне поверил в то, что мне пришел конец. Я даже начал набрасывать предсмертную записку для своей семьи, т.к. бумага, конечно же, всегда остается совершенно невредимой после крушения самолета. Я сам довел себя до абсолютнейшего гребанного умопомрачения! Позже я узнал, что траектория нашего полета тогда следовала по самому краю урагана Эндрю, одного из самых жестоких ураганов в истории США. К тому времени, как я прибыл в Рим, я уже был полностью опустошен и все, что я хотел на тот момент, так это отправиться домой, свернуться калачиком в постели и плакать навзрыд, словно ребенок, в течение нескольких часов. Вместо этого я был вынужден пересесть на еще один чертов самолет! Он доставил меня на остров Сардиния, где я и поднялся на борт яхты Валентино.

После того, как я лично наблюдал неслыханную роскошь лондонского дома, я должен был бы быть намного лучше подготовлен к тому, что представляет собой яхта Валентино - TM Blue One, которую он назвал в честь своих родителей – Терезы и Марио. Тем не менее, я воображал себе просто некое судно с мачтой, что-то наподобие тех яхт, которые обычно можно увидеть во время морской регаты в Коусе. В действительности же это оказался изысканный и шикарный 150-футовый лайнер, похожий на корабль из сериала «Лодка любви», но только значительно лучше. Когда я ступил на его палубу, красивый и облаченный в элегантную униформу экипаж судна поприветствовал меня, а один из стюардов Валентино преподнес мне прекрасные наручные часы марки Bvlgari, с выгравированными на них инициалами TM Blue. Он объяснил, что каждый из гостей яхты всегда получает в подарок такие часы.
После этого на палубе появился сам Валентино и любезно поздоровался со мной. Затем он проводил меня к моей каюте, одной из множества на яхте, где и познакомил меня с моим личным юнгой – поверьте, я вас вовсе не разыгрываю – чье имя я так и не смог запомнить, т.к. парень сам по себе оказался слишком впечатляющим. Давайте будем называть его Хулио. Хулио открыл платяной шкаф, находящийся в каюте, и я увидел, что тот под завязку забит костюмами, рубашками и спортивными комплектами, причем все они были моего размера, а также тех расцветок и стилей, которые я предпочитаю. Я ведь уже упоминал, что во время нашей первой встречи в его лондонском доме Валентино слушал меня очень и очень внимательно?

Итак, путешествие всей моей жизни началось. С некоторым облегчением я обнаружил, что был на яхте не единственным гостем. На борту также присутствовали супермодель Клаудиа Шифер со своим тогдашним бойфрендом, Джанкарло Джиаметти – старинный друг, деловой партнер и бывший любовник Валентино, а также парочка принцев и принцесс в изгнании. Я думаю, что все они были из Болгарии. Кроме того, на яхте оказалось несколько молодых людей, которые, по всей вероятности, путешествовали в качестве компаньонов для еще одного или двух пожилых мужчин.
Лайнер шел курсом через Средиземное море от острова Сардиня до Крита, а затем на север вдоль итальянского побережья Амальфи. Каждое утро я рано поднимался с постели и завтракал вместе с Джанкарло, о котором, честно говоря, у меня даже возникли небольшие фантазии. Затем целый день я загорал на верхней палубе с Клаудиа, нырял с платформы для купания, летал на буксировочном парашюте, плавал в море с маской и трубкой, да и вообще вовсю наслаждался жизнью. При этом никаких фотографов, фотокамер, гримеров или же руководителя фотосъемок в приделах видимости вовсе не появлялось... Кроме того, я названивал своей семье по спутниковому телефону, т.к. был не в силах устоять от соблазна похвастаться перед Кэрол, признанной пловчихой нашей семьи, своими развлечениями на Средиземном море или устроить моему отцу беседу с Клаудиа, пока мы с ней принимали солнечные ванны на палубе.
По вечерам вся наша компания собиралась вместе, чтобы поужинать. При этом каждый раз к нам присоединялся богатый друг Валентино, которому помимо всего прочего, принадлежало несколько художественных галерей в Париже и Риме. Днем же он следовал за TM Blue на своей собственной роскошной яхте, на которой жил вместе с сестрой и молодым очаровательным компаньоном Томасом.

В эти дни ужин зачастую был единственным временем, когда я мог пообщаться с Валентино. Специальные автомобили с приоткрытыми дверцами заранее выстраивались в линию на пристани, ожидая того, что мы, возможно, решим сойти на берег, чтобы отужинать. Если же этого не происходило, то яхта пришвартовывалась у лучшего из свободных причалов, и мы принимали пищу прямо на палубе, развалившись во время ужина на шикарных белых диванах. При этом во многих портах, в которые мы заходили, мы словно превращались в животных, выставленных на обозрение в зоопарке. Дело в том, что как местные жители, так и туристы сразу же узнавали TM Blue и устремлялись на причал, чтобы таращиться на нас, пока мы ели. Конечно же, никто не смотрел лично на меня, т.к. я был никому не известен, но зато абсолютно все знали Валентино, а он, в свою очередь, махал в ответ тем, кто приветствовал его. Клаудиа тоже была узнаваема, и точно также проявляла любезность в перерывах между кусаниями и глотаниями.
В течение же дня Валентино обычно держал дистанцию, иногда отправляя через Джанкарло записочку для меня, подписанную сокращенным «Вал», или же посылая ко мне стюарда с каким-нибудь напитком или лакомством от «Вала». Тем временем вторая неделя нашего путешествия уже подходила к концу, а никаких признаков фотографов и фотографий так и не появилось. Если, конечно, не считать моментальных снимков, которые мы с Клаудиа сделали самостоятельно, точно так же, как их делают любые отдыхающие. При этом я ощущал себя так, словно каким-то образом совершил путешествие ко двору средневекового короля, а все эти посредники были продиктованы принятыми там правилами этикета, а также позволяли от имени и по поручению монарха удостовериться, что я всем доволен и хорошо провожу время. Тем не менее, Валентино всегда настаивал на том, чтобы во время ужина я садился возле него, чем постепенно начал доводить меня до бешенства. Дело в том, что пока мы ели, он мог вдруг поправить мне воротник или наклониться и растрепать мои волосы, но хуже всего бывало тогда, когда он решал прикоснуться к моей шее.
Арррр! Вы ведь уже знаете, что я чувствую при этом.
Меж тем в моей каюте стали обнаруживаться очень щедрые подарки. Первыми были пара прекрасных серебряных запонок. Затем, однажды он поднялся на верхнюю палубу, где мы все отдыхали после плавания, и преподнес мне большое распятие, инкрустированное бриллиантами и сапфирами. При этом он объяснил: «Я наблюдал за тем, как ты плаваешь и заметил, что твои глаза сияют, словно сапфиры, даже в синеве моря».
Вообще, если вы хоть что-то знаете о Валентино, то должны знать и о том, что как кутюрье он предпочитает красный, но его персональные цвета – это синий и голубой. Яхта была полностью заполнена этими цветами во всем многообразии их оттенков: подушки, обивка мебели, полотенца и постельные принадлежности - все вокруг было синим или голубым, включая наряды самого Валентино.

Ближе к концу нашего отдыха даже для меня, конечно же, стало очевидно, что я находился на яхте вовсе не ради какой-либо модной коллекции, тем более, что о фотосессии никто ни разу больше не упоминал, начиная с тех пор, как еще в Англии мы с Валентино подписали контракт. Лично я убежден, что Валентино взял меня на борт, т.к. любил путешествовать в окружении красивых вещей. Возможно, он надеялся, что я стану еще одним очаровательным дополнением, которое украсит его жизнь. Он хорошо обходился со мной, обладал сдержанным чувством юмора, был потрясающе ироничным и умел с шиком организовывать морские прогулки, а я, безусловно, наслаждался грандиозным путешествием. Однако, мне было всего лишь двадцать четыре года, и у меня впереди была целая жизнь. Валентино позволил мне немного попробовать на вкус, каково же это жить на широкую ногу, но всего того, что он показал мне, я хотел достигнуть самостоятельно. Я собирался сам добиться успеха, причем исключительно на своих собственных условиях.
И сегодня я могу с гордостью заявить, что сумел сделать это. У меня есть свой Порше, ради которого я усердно и тяжело работал, пытаясь накопить достаточно, а затем все же купил его; у меня есть свой Мерседес с личным водителем Шоном Эвансом, который является настоящим олицетворением благородства; я владею домом в Штатах, а также домами в Лондоне и Кардиффе. Пока у меня нет своей яхты, но ведь все только начинается. Давайте постучим по дереву!
Когда после путешествия я вернулся в свою квартиру в Лондоне, там меня уже ожидали пакеты, наполненные дизайнерской одеждой, и множество сообщений на автоответчике. Подарки продолжали поступать ко мне в течение еще нескольких недель, причем они становились все более и более невероятными. Так, например, я получил часы Ролекс из специальной лимитированной серии 1959 года, а также несколько других очень дорогих ювелирных изделий. Я пытался вернуть все это обратно, но Валентино отказался их принимать.
Чуть позже в том же году Валентино подарил мне кое-что еще, за что я всегда буду ему благодарен. Кое-что, ставшее для меня более ценным, чем большинство сокровищ мира. Его прощальным подарком оказалась Пенни, мой золотистый кокер спаниель, которая, до самой ее смерти в 2007 году, оставалась главной любовью моей жизни. Пенни принесла мне больше радости и дружеского участия, чем Валентино мог когда-либо даже представить, и за это я искренне говорю ему спасибо.
Кроме того, я должен признать, что и по сей день, если я надеваю голубой костюм, я подбираю к нему коричневые туфли, потому что это классика стиля от самого Валентино.

Однако на этом история еще не заканчивается. Пару лет назад я и мой партнер Скотт Гилл – успешный архитектор и другая любовь всей моей жизни - были приглашены на званый ужин в дом друзей в фешенебельном районе Лондона - Холланд Парке. Напротив нас за стол был усажен красивый загорелый мужчина в возрасте около сорока лет. Вскоре стало ясно, что он явно знает меня откуда- то еще кроме шоубизнеса, да и я тоже понял, что уже видел его где-то прежде.
Наконец, к тому моменту, как нам подали кофе, мужчина вспомнил.
- Разве как-то летом Вы не были гостем Валентино у него на яхте?
-О Боже, да! Вы тоже там были?
- Я Томас, - ответил он, - я был со своим компаньоном, который следовал за TM Blue на собственной яхте.
- Чем же вы занимаетесь сейчас? – поинтересовался я.
- Мой дорогой друг умер несколько лет назад, но у нас с ним было заключено соглашение. Он завещал мне практически все. Его художественные галереи, его яхты и его дома на трех континентах.
Тогда Скотт близко наклонился ко мне и с хитрой усмешкой прошептал.
- Боже, Джон, лучше бы ты его трахнул.


Дополнения к главе 10

@темы: books, autobiography, Anything Goes

---

GMTV от 5 августа

[johnbarrowman]

@темы: appearances: gmtv, videos

---

Anything Goes глава 9

[**Фантазия**]

Chapter Nine «No One is Alone» / Глава Девять «Никто не одинок»


Моей подруге Мидж исполнилось всего двадцать девять лет, когда она умерла. У нее не было никакой церемонии похорон с участием родных и близких, никакой поминальной заупокойной службы, никаких цветов и никакого некролога. Фактически, вообще никаких явных общепринятых атрибутов, подтверждающих ее смерть. И даже сегодня, десять лет спустя, я зол и невероятно расстроен всем тем, что произошло с нею. Мидж была моим другом в старших классах (пусть не особенно близким, но, тем не менее, другом), а затем стала моей соседкой во время учебы в Международном Университете Соединенных Штатов в г. Сан-Диего. Для меня Мидж и ее дальнейшая судьба всегда оставались достаточно значимыми, но, я уверен, что - несмотря на все связанные с нею проблемы - они, прежде всего, должны были быть намного важнее для более близких ей людей. За прошедшие годы я довольно часто вспоминал о Мидж и полагаю, что, учитывая случившееся с нею, Мидж заслужила то, чтобы ее история оказалась рассказана.

Я считаю, что Мидж вовсе не была такой уж «паршивой овцой» для своей семьи, скорее своего рода «необузданной лошадкой». В глазах ее родных она выглядела абсолютно несдержанной, неконтролируемой и лихо перемахивающей через все установленные ими барьеры каждый раз, как только она могла. Друзья же знали ту Мидж, которая могла всецело отрываться на вечеринках, полностью отдаваться чувствам и безгранично обожать животных. И я ведь уже упоминал, что она была очень красива? 1.

1. Я гей, но не слепой.

Вообще, семья Мидж являлась частью бизнес-аристократии города Джолиет. И я предполагаю, что с того момента, как мой отец стал директором завода, принадлежащего одной и самых влиятельных корпораций региона - Барроумены тоже перешли в эту захватывающую дух лигу. Но, конечно же, никто из нас не начал вдруг «гадить душистым мылом», как любила приговаривать Мерн, и вся наша семья никогда об этом не забывала. Как ни крути, прошло ведь не так много десятилетий с тех пор, как мой отец заполнял кремом пирожные в пекарне в Толкросс, или когда моя мама пыталась в конце месяца «оставаться на плаву», подавая к обеду потроха и картофельное пюре.
Если вы не знаете, то потроха – это шотландский «деликатес», изготавливаемый из овечьего желудка – ммм, вкуснятина! – и лука, который подается - а теперь приготовьтесь – в заправке из теплого молока. Единственной радостью от появления потрохов в нашем меню, было то, что Кэрол, Эндрю и мне в таком случае позволяли обедать с подносами перед телевизором, а не заставляли сидеть за столом с родителями. Честно говоря, я думаю, что моя мама разрешала это нам не в качестве вознаграждения за поедание потрохов, а для того, чтобы ей не приходилось смотреть на те муки, которые мы испытывали, когда пытались проглотить это «резиновое» и безвкусное варево. И я уверен, что если бы борец за независимость Шотландии сэр Вильям Уоллес в свое время угостил англичан такими потрохами, то они бы тут же развернулись и спаслись бегством, а мы бы теперь распевали гимн «Храбрецы Шотландии» во время коронаций.
С другой стороны, родители Мидж, видимо, были полностью убеждены, что они-то как раз даже пукают ароматно. Они оказались соседями моей семьи в Джолиет и быстро стали нашими друзьями. Несмотря на то, что мои отец и мать были значительно более простыми в общении, чем родители Мидж, они все четверо разделяли общую страсть к музыке, театру, путешествиям, хорошей еде, умеренной выпивке и организации безумных вечеринок, которые они регулярно устраивали.
Конечно, я должен признать, что после нашего переезда в Америку повысился не один лишь социальный статус моей семьи. Приемы, устраиваемые моими родителями, тоже стали уровнем выше, по сравнению с прежними субботними ночами в Пристройке. Теперь они проводились в цокольном этаже нашего дома, полностью оборудованном для этих целей, включая специальную площадку для танцев и основательно заполненный бар, который мог бы заставить распустить слюни и самого Дина Мартина (хотя вряд ли ему требовалась для этого чья-то помощь).
Но, даже если время и место претерпели неоспоримые изменения, некоторые основополагающие вещи все еще были прежними. Будь то званые ужины с коллегами моего отца, или просто встречи с соседями – каждый раз, как только это было возможно, я становился звездой вечернего представления. И хотя я больше не пел «Милли, Молли, Мэнди», я продолжал оставаться главным номером их вечеринок. Благодаря множеству представлений в старших классах и участию в «Состязании Аналитиков» я уже набрался достаточного опыта и стал более совершенным исполнителем. Я даже смог немного улучшить свои навыки в танцах, которые являлись частью моего репертуара, но, как я тогда знал, также были и моей наислабейшей стороной.
Тем не менее, и здесь появилось одно большое различие. Теперь меня уже не щипали за щечки восторженные тетушки и друзья семьи, а щупали за задницу чьи-то жены и подруги, которые время от времени заигрывали со мной. Разумеется, на следующее утро за тостами и чаем я рассказывал обо всем маме и Мерн (пока она еще была жива), и мы потом долго ехидничали на эту тему. Я имею в виду, что хорошего в таких зажиманиях, если вы потом даже не сможете добродушно посплетничать об этом?

Что ж до Мидж, то хотя мы и ходили в Джолиет в разные школы, но когда наши родители стали проводили время вместе – мы тоже начали зависать друг с другом. В те годы, пока я взрослел, большинство женщин чувствовало, что могут о многом со мной поговорить. То же самое произошло и с Мидж – поэтому мы, подобно нашим родителям, вскоре стали друзьями.
После окончания старшей школы, наши с Мидж пути разошлись. Я устремился в Университет Айовы для своих игрищ с «Золотыми Исполнителями», а Мидж поступила в колледж во Флориде. Но мы все еще оставались на связи. Затем, она несколько раз навещала меня во время моих летних выступлений в Нашвилле, и, кроме того, она продолжала звонить мне каждый раз, когда ей необходимо было выговориться.
Отработав два лета в парке Оприленд, я стал студентом Международного Университета Соединенных Штатов в г. Сан-Диего. Когда же я объявил о своем решении перебраться в Калифорнию, Мидж – уже забросившая свою учебу в колледже, по причинам, которые я так и не понял, пока не стало слишком поздно – тут же настояла, чтобы родители позволили ей переехать вслед за мной.
Хочу заметить, что мои отец и мама всегда поддерживали у Кэрол, Эндрю и меня мысль о важности и необходимости высшего образования. И они подтверждали свои слова на деле, оплачивая жилье, питание и обучение для каждого из нас. Тем не менее, даже в конце восьмидесятых годов, жизнь в Калифорнии была достаточно дорогой. Поэтому, для того чтобы суметь позволить мне учиться, а также проходить прослушивания и участвовать в выступлениях исключительно по мере моего желания, мои родители придумали весьма практичный выход из сложившейся ситуации. Вместе с родителями Мидж они приобрели в совместное пользование квартиру в городке Ла Хойя (Калифорния), в которой мы с Мидж и жили весь период обучения в университете. Когда же в 1989 году я покинул МУСШ, чтобы играть роль Билли Крокера в мюзикле «Возможно все», отец и мама Мидж полностью выкупили долю моих родителей.
Эта квартира состояла из двух спален и балкона. По определенным стандартам, причем не только студенческим, она считалась вполне привлекательной. Поэтому некоторое время такое совместное проживание с Мидж казалось действительно потрясающим и великолепным решением. Казалось до тех пор, пока она – как бы там ни было – не начала терять над собой контроль.

Начну по порядку. Сначала мы с Мидж веселились на полную катушку. Дело в том, что ее эпатажное чувство юмора всегда оставалось при ней. Это ведь напоминает вам кого-то еще? К тому же, мы разделяли общее увлечение слащавыми ситкомами и напыщенными драмами. Мы могли часами не ложиться спать, пересматривая старинные сериалы, наподобие «Лодка любви» или «Счастливые деньки», либо соревнуясь в выпивке с моими университетскими друзьями. Когда же мы занимались уборкой после наших постоянных вечеринок, мы одновременно разыгрывали сценки из наших любимых шоу. Именно во время таких домашних выступлений я и начал совершенствовать свою пародию на Шер, которая с тех пор всегда приносила мне бурные овации публики. Особенно однажды, когда я исполнил ее, пока ехал на эскалаторе в Мюнхенском Международном Аэропорту. Даже невозмутимые немцы тогда сочли ее очень забавной.
Если же Мидж было необходимо выполнить какую-нибудь работу по дому, то она обязательно делала это с шиком. Например, он могла нарядиться Белоснежкой и танцевать по комнате, одновременно вытирая пыль и пылесося, напевая при этом «Однажды мой принц придет». К сожалению, ее принц так никогда и не пришел. И вы знаете, я думаю, что если бы он все-таки появился, ему потребовалось бы что-то намного большее, чем простой поцелуй, чтобы спасти ее.

Вообще, Мидж была очень красива и общительна, но, подобно многим девушкам, она постоянно переживала по поводу своего веса, волос и кожи. К тому же - как это не удивительно - ей, несмотря на внешний вид и чувство юмора, трудно было вписаться в какую-либо компанию, и у нее никогда не было настоящих друзей, т.е. других друзей, кроме меня. Теперь я уже понимаю, что тогда это должно было стать для меня первым сигналом к осознанию ее проблем, но в то время я сам был молод, вдали от дома и расправлял свои собственные пресловутые крылья. Я имею в виду - действительно расправлял. Кроме того, как я уже говорил, я несомненно унаследовал от родителей их любовь и пристрастие к вечеринкам.

Постепенно, чем больше я узнавал Мидж, тем больше замечал, что она использует свою взбалмошность для манипуляций другими людьми, особенно своей семьей. Я полагаю, что после многих лет, проведенных вплотную с непредсказуемыми проделками Мидж – они попросту решили отделываться от нее деньгами, оплачивая каждую ее прихоть, лишь бы она оставалась довольна и держалась от них подальше. При этом Мидж почти никогда не пыталась манипулировать мною, поэтому наша дружба, несмотря на ее эпизодические стервозные выходки, так или иначе продолжала существовать. Такое ее поведение, фактически, было ничем иным, как симптомом чего-то значительно более серьезного, но никто, в действительности, не обращал на это внимания.
Т.к. Мидж было тяжело заводить друзей, я частенько брал ее с собой, когда встречался со своей компанией. Кроме того, я познакомил ее с одним из своих университетских приятелей, Торстеном Кейем, который впоследствии стал довольно успешным телевизионным актером. Сейчас он живет в Америке, у него есть две дочери, а одной из его последних работ является роль в мыльной опере под названием «Все мои дети». Первые несколько свиданий Мидж и Торстена прошли успешно, но, вскоре Мидж начала вести многозначительные речи об их взаимоотношениях, причем делала это в такой форме, которая, на мой взгляд, граничила с паранойей.
Как раз в это же время я узнал от еще одного своего друга, что предыдущий университет Мидж покинула по причине своего пугающего и навязчивого поведения по отношению к ее бывшему парню. Поэтому как-то вечером, когда они с Мидж вернулись домой, я отозвал Торстена в сторонку и велел ему «сделать шаг назад». К счастью, именно так он и поступил.

Ко всему прочему, Мидж была одновременно наивной и потрепанной жизнью, поэтому она становилась легкой добычей для жуликов. Так, однажды ее уговорили записаться на курсы моделей, про которые большинство из нас знали, что они проводятся нелегально. Но Мидж не хотела никого слушать, а модельное агентство меж тем все же обладало минимальной легальностью, которая позволяла ему оставаться в деле, и не заострять внимание на излишнем количестве настораживающих факторов. Агентство выпускало свой собственный так называемый каталог и вся задумка состояла в том, что, после прохождения обязательных курсов по подбору макияжа, прически и гардероба, лохушки - ммм, я имею в виду модели - могли выкупить рекламные площади в этом издании, чтобы прорекламировать себя. Компания гарантировала, что затем каталог будет распространен среди всех крупнейших агентств и модельеров страны. Мидж тоже прослушала необходимые лекции и, конечно же, в итоге ей предложили купить на выбор четверть, половину или даже целую страницу в этом каталоге. Мидж настаивала на целой странице, ну и она, соответственно, получила эту самую целую страницу. В конечном итоге счет за все ее приключение вцелом составил десять тысяч долларов! В середине восьмидесятых это была чертовски огромная сумма денег. Впрочем, она остается таковой и сейчас.
Мидж покрыла все расходы своей карточкой Американ экспресс, ничего не объяснив при этом родителям. Когда же они узнали о случившемся, они все равно не стали возмущаться столь ошеломляющим платежом или же глупостью решения вообще отправиться на такие курсы. Хотя, как я полагаю, именно это и было в действительности необходимо Мидж. Она отчаянно нуждалась в каком-либо отклике, и если уж она не могла получить положительный, то отрицательный тоже вполне сгодился бы. Даже если бы он означал, что родители аннулируют ее кредитную карту, доставят ее домой и будут орать на нее в течение месяца. Мои собственные отец и мама в подобной ситуации несомненно приволокли бы меня домой за шкирку и долго-долго кормили бы одними потрохами.

Как раз после этого происшествия поведение Мидж стало все более и более нестабильным. Она могла вдруг пропасть сразу на несколько дней, а когда затем возвращалась домой, то приносила с собой одну или даже две бездомных кошки, либо приводила дорогую собаку, которую она купила, воспользовавшись кредитной карточкой своего отца. Я, конечно, тоже люблю животных не меньше, чем все остальные, но наша квартира постепенно начала выглядеть и пахнуть будто филиал зоомагазина. В другой раз она могла вдруг начать поедать все, до чего дотягивалась, зато на следующий день она твердо отказывалась от всего спиртного. Меж тем ее спальня неумолимо заполнялась грязной одеждой, потому что она прекратила заниматься стиркой. В конечном счете, эта куча стала невероятно огромной, а у Мидж закончилось все чистое белье и футболки. Но она, вместо того, чтобы воспользоваться стиральным порошком, попросту вышла из дома и купила себе новые трусики. Вообще же, если в те дни Мидж не блуждала по улицам, то она проводила сутки напролет у себя в кровати, полностью погруженная в свою безнадежность и отчаяние.

Возможно, задним умом мы все крепки, но насколько же больше стоит предвидение! Когда я вспоминаю тот период с Мидж, то теперь я уже понимаю, что такое ее поведение было вызвано не просто личными причудами. К сожалению, те, кто знал Мидж в течение многих лет и мог бы засвидетельствовать, что подобные симптомы у нее повторялись снова и снова, очевидно предпочли продемонстрировать полнейшую слепоту и даже не попытались оказать Мидж какую-либо значимую помощь, чтобы остановить ее окончательное погружение в психоз.
На тот момент мне было всего лишь двадцать лет, и я только начал разбираться в самом себе, но даже я, в конечном счете, смог понять, что с Мидж творится что-то действительно неладное. Она полностью саморазрушалась буквально у меня на глазах. По молодости лет я подумал, что смогу помочь ей тем, что буду силой вытаскивать ее из кровати и ставить ей собственные ультиматумы. К сожалению, все мои действия фактически были подобны попытке заклеить пластырем зияющую рану. Я кричал ей: « Ты не вернешься в свою комнату, пока не уберешь весь тот бардак, что ты устроила на кухне», а затем становился в дверях ее спальни. В ответ Мидж прожигала меня взглядом, но, тем не мене, убирала за собой. Я прилагал все возможные усилия, чтобы взбодрить ее во время апатии и утихомирить во время безумств, но что ей на самом деле было необходимо, так это вмешательство ее родителей, а вовсе не сострадание ровесника.
Временами, когда Мидж достигала пика своего болезненного состояния, я негодовал по поводу того, что оказался единственным, кто заботится о ней. Дело в том, что ее родные, несмотря на их осведомленность об ухудшении ее душевного здоровья, никогда не стремились вернуть ее домой. Я полагаю, что они были парализованы мыслью о том, что психологическое расстройство Мидж так или иначе было вызвано их воспитанием. Тогда как на самом деле, оно было вызвано как раз их безразличием к состоянию ее психики. Я хочу сказать, эй, ведь это же были восьмидесятые, а вовсе не Средние Века! На самом деле Мидж могла и должна была быть спасена.

За несколько дней до того, как я должен был отправиться в Англию, чтобы провести там целый семестр, согласно программе театрального обучения МУСШ, Мидж вернулась домой после трехдневного загула и заявила, что была похищена неким культом. Теперь ее безумия стали еще запущенней, а периоды апатии почти доводили ее до роковой черты. В ночь же, накануне моего отъезда из Калифорнии в Лондон, мы вместе смеялись, пили шампанское и произносили тосты за наше будущее. К сожалению, для Мидж его оставалось совсем немного, а этот совместно проведенный вечер в итоге оказался последним разом, когда я видел ее.
После того как я получил роль в мюзикле «Возможно все», я перебрался в Лондон на постоянное место жительства. Но, т.к. изначально покидая Штаты, я рассчитывал уехать только на семестр, то, следовательно, я взял с собой лишь ограниченное количество вещей. Поэтому мои родители вынуждены были съездить в Калифорнию и с помощью Эндрю упаковать все мои оставшиеся пожитки, а затем перевезти их на хранение обратно в Иллинойс.
Кроме того, они сообщили родителям Мидж, что Мидж пребывает в абсолютно ужасающем состоянии, и они уверены, что ей нельзя продолжать и дальше оставаться одной. На тот момент квартира уже превратилась в руины, и то же самое произошло и с самой Мидж. Но, вместо того, чтобы немедленно забрать Мидж домой, ее родители предпочли отправить к ней на помощь одного из ее братьев. Когда же он добрался туда - то попал в зоопарк. В прямом смысле этого слова. В квартире находилось множество бездомных животных, и повсюду были грязь, отходы и даже фекалии. Мидж же попросту сбрасывала все это с балкона, а затем оставляла лежать все там, куда оно приземлилось - в роще позади здания.
Когда Мидж все-таки вернулась домой, ей был поставлен диагноз: биполярная шизофрения с расщеплением личности. И я познакомился с каждой из них. Я вовсе не шучу. Дело в том, что, несмотря на все происходящее – обследования, лечение и заботу, Мидж продолжала звонить мне. Я мог выйти с дневного спектакля – и Мидж звонила мне, я мог закончить вечернее представление – и Мидж звонила мне снова. Я же напоминал ей о необходимости придерживаться курса лечения и о том, что в будущем она сможет опять превратиться в прежнюю «старушку» Мидж.

Меж тем, жизнь шла своим чередом, а я получал роли в различных постановках. Однажды, спустя некоторое время после того, как у меня состоялся длительный разговор с Мидж, я узнал от своей мамы, что Мидж была госпитализирована в тяжелом состоянии с диагнозом лейкемия. На сей раз это было не психическое заболевание, но физическое. Откуда только оно взялось?
Через несколько недель мама опять позвонила мне и рассказала, что Мидж умерла. Я был опустошен и безутешен. Мне потребовалась целая вечность, чтобы я смог смириться с тем, что кто-то настолько молодой, с таким количеством лет для жизни впереди, мог уйти из этого мира, причем уйти таким трагическим путем. И даже сегодня я уверен в том, что Мидж покончила жизнь самоубийством.
Церемония ее похорон оказалась закрытой и была проведена очень быстро. У Мидж не было некролога, поминальной службы, либо еще чего-то общепринятого. Я считаю, что подобное отношение было ничем иным, как последним проявлением неуважения. Согласно моему мнению, ее родители отнеслись к смерти Мидж точно так же, как они относились к ее жизни - лишь бы было поменьше возни. Друзья и соседи, которые были близки к семье Мидж и которые знали ее саму достаточно хорошо – такие, как мои отец и мама, или такие, как я сам - хотели помянуть Мидж и скорбеть о ней на какой-нибудь официальной церемонии. Но, этого не произошло. В крайнем случае, я хотел хотя бы отправить ей цветы, но меня попросили не делать даже этого. Причем не меня одного. Все близкие друзья и члены семьи Мидж тоже были остановлены и не допущены.

Вскоре после смерти Мидж мои отец и мама, а также еще несколько их друзей из Джолиет были приглашены на вечеринку на выходные дни к родителям Мидж в их домик у озера. Во время ужина общий разговор неожиданно принял такой поворот, когда отец Мидж разразился злобной проповедью по поводу меньшинств и геев. Спустя пару минут мои родители поставили свои бокалы на стол, встали и ответили ему: «Ты ханжа и гомофоб. Ты знаешь, что Джон гей, но все же стоишь здесь и извергаешь свой яд. Мы уходим. И мы не хотим больше оставаться под одной крышей вместе с тобой».
Мама Мидж попыталась остановить их, уговаривая, что ее муж вовсе не хотел сказать то, что сказал. Но в действительности именно это он и хотел, и мои родители сразу все поняли. Потому что иногда бывает так, что истинное лицо человека открывается как раз в таких вот неосторожных высказываниях. Что и произошло в тот раз.
Мама и отец поднялись в отведенную им спальню, упаковали свои чемоданы и уже через полчаса ехали посреди ночи по незнакомой сельской местности в поисках хоть какого-нибудь отеля. Затем они позвонили Кэрол и рассказали ей о случившемся, поэтому ее муж Кевин зашел в компьютер у себя дома в Милуоки и быстро нашел им ближайший местный мотель. Потом родители позвонили мне в Лондон. Я же оставался с ними на связи до тех пор, пока не убедился, что они, несмотря на их эмоциональное состояние, смогут добраться до места благополучно и не съедут по дороге в кювет.
Что же до семьи Мидж, то после этой ночи мои родители никогда больше не имели с ними никакого дела. Когда же я сам вспоминаю о Мидж, причем делаю это довольно часто, я не могу не подумать о том, насколько другой могла бы быть ее жизнь, если бы у нее были родители, готовые нестись сквозь ночную тьму ради ее защиты. Мидж была очень красивой и обладала щедрой душой, и мы с нею хорошо повеселились вместе. Но ей было всего двадцать девять лет, когда она умерла, и я все еще продолжаю тосковать по ней.


Дополнения к главе 9

@темы: books, autobiography, Anything Goes

---

Tonight's the Night

[johnbarrowman]

Сюрпризы и переодевания Джона в Tonight's the Night

Эпизод 1




Эпизод 2

@темы: videos, appearances: tonights the night

---

John visits Glasgow Dogs Home

[johnbarrowman]

@темы: photos

---

Photoshoot 2010

[johnbarrowman]

+ 9

@темы: photos

---

Cruise holidays

[johnbarrowman]

Здесь

@темы: photos, useful links, interview

---

TONIGHTS THE NIGHT

[johnbarrowman]

Отрывок из первой серии 2 сезона.

@темы: videos, appearances: tonights the night

---

TONIGHTS THE NIGHT

[johnbarrowman]

17 июля выходит первая серия второго сезона TONIGHTS THE NIGHT

Трейлер ко всему сезону и промовидео к первой серии.

@темы: videos, appearances: tonights the night

---

Фото от 15 июля

[johnbarrowman]

@темы: photos

---

the 5 O'Clock Show от 12 июля

[johnbarrowman]

Отрывок с танцами и Джоном.

@темы: videos, appearances:the 5 O'Clock Show

---

Промофото ко второму сезону Tonights the night

[johnbarrowman]

@темы: photos, appearances: tonights the night

---

Anything Goes глава 8

[**Фантазия**]

Chapter Eight 'That'll Show Him' / Глава Восемь "Давайте покажем ему"


Парень может многое познать, оказавшись на заднем сидении автомобиля. Но за те несколько месяцев, что я провел в салоне своей машины, пока она стояла припаркованной в центре Чикаго – сон стал единственной вещью, которую я сумел познать действительно хорошо. 1. Иногда Чикаго называют «Широкоплечий Город», город больших возможностей, поэтому было вполне закономерно, что весной и осенью 1987 года я разворачивал свои собственные, модно подбитые ватой плечи, именно в этом направлении. Там я периодически посещал курсы актерского мастерства, частенько бродил по Бойс Тауну 2., и, если в этом возникала потребность, спал на заднем сидении своего автомобиля до тех пор, пока не подходило время возвращаться домой в Джолиет.
Причина таких моих вылазок в Чикаго заключалась в том, что до декабря 1987 года у меня не было случая пройти прослушивание для поступления в Школу Исполнительского Искусства при Международном Университете Соединенных Штатов (МУСШ), и, соответственно, я не мог посещать занятия в ней, вплоть до наступления следующего семестра. Когда же я все-таки упаковал свои пожитки, и родители отвезли меня в Сан-Диего (штат Калифорния) навстречу новому учебному году - я почувствовал, что на подмостках моей собственной жизни начинается очень увлекательная сцена. Этот переезд заставил меня с нетерпением предвкушать множество вещей, включая возможность наконец-то изучать то, к чему я постоянно стремился. Прощай опера, хэллоу долли!
Поскольку моя учебная программа в МУСШ базировалась в основном на исполнительском искусстве, я значительно легче воспринял необходимость снова оказаться в роли новичка. У меня вовсе не возникло проблем с постепенным продвижением наверх, т.к. я понимал, что на каждой ступеньке буду учиться чему-то, давно мною желаемому. Я был словно губка, с жадностью впитывающая техники, методики, советы и все остальное, что – как я знал – поможет мне получить работу актера, после того как я закончу свое образование. Замечу, что за эти два с небольшим года я действительно очень многому научился благодаря замечательным педагогам, всегда готовым поделиться своим временем и опытом как в стенах аудиторий, так и вне их. Что же до моей семьи и друзей в Джолиет, то они, в свою очередь, разделяли мое воодушевление от переезда в Калифорнию, т.к. были прекрасно осведомлены, что в итоге я нашел университет, в котором смогу быть счастлив.

1. Разочарованы?
2. Гей квартал в Чикаго.

В этой бочке меда все же оказалась единственная ложка дегтя. Ею стал один из студентов, Питер Мудак 3., уже участвующий в данной образовательной программе. Он всецело наслаждался своим статусом ведущего актера, но, после моего появления на сцене, видимо начал ощущать себя неуверенно. Именно так началась история, которая, согласно моему мнению, повествует исключительно о жалком непрофессионализме и напыщенном бахвальстве Питера Мудака. (Извините, кажется, я увлекся). А закончилась она почти двадцать лет спустя - на автостоянке, полной фальшивых нацистов.

3. Конечно же, это не настоящее имя.

Вообще, наше противостояние впервые зародилось однажды днем, когда весь актерский состав спектакля «Сорок вторая улица», в постановке театрально факультета МУСШ, собрался на репетицию грандиозного степ номера для заглавной песни мюзикла. Это было мое первое шоу в университете, и мне определили место в заднем ряду танцоров. (Если вы достаточно взрослые, чтобы помнить оригинальный фильм, то для наглядности можете начать представлять молодую версию Дика Пауэла). Сам же я, в свою очередь, был очень взбудоражен всем происходящим. Я никогда прежде не занимался степом, но я находился в хорошей спортивной форме и был достаточно ловким и подвижным. Поэтому то, что я упускал из-за нехватки знаний и опыта, я с большим успехом восполнял самоуверенностью и энергией. И хотя до этого ближе всего к понятию «уроки танцев» я подбирался во время своих высоких взмахов ногами в Оприленде и на нескольких занятиях балетом в старших классах, но, тем не менее, мое исполнение «Вали обратно в Буффало» могло похвастаться различными искусными маневрами и выкрутасами.
К тому моменту наша группа уже успела несколько раз прорепетировать главный номер шоу, и для меня ритмичное притопывание множества ног, а также периодические резкие выдохи других танцоров начали звучать вдохновляющее. Внезапно, Джек Тиджет, режиссер постановки и человек, у которого я научился многим жизненным ценностям, громко заорал: «Остановите чертову музыку!»
Стоит сказать, что даже в хорошие времена Джек не мог пожаловаться на свой «голосок». В то же день, когда он так оглушительно гаркнул на нас, он и вовсе был похож на Харви Фирстайна, который ко всему прочему еще и принял на грудь несколько стопок забористого пойла. Меж тем, топот, а затем и перешептывания в зале постепенно прекратились, и Джек смог перейти к делу.
- Я просто хочу, чтобы каждый здесь знал, что Барроумен, который танцует в заднем ряду и ни хрена не понимает в проклятом степе, продаст этот номер лучше любого из вас. Он, черт побери, продаст! – ревел Джек.
- И не только этот! В той сцене, где Барроумен изображает бармена, он также играет лучше ведущих актеров. И все потому, что он умеет взять нИчто и превратить это в нЕчто.
После его речи никто из танцоров не повернулся и не уставился на меня напрямую, тем более так не поступили ведущие исполнители (среди которых был и Питер), но им этого и не потребовалось. Я все равно чувствовал их свирепые взгляды, исходящие из затылков. Если процитировать знаменитую фразу из оригинального фильма, я «был слишком шикарен» и тем самым заставил ненавидеть меня. Конечно же, после того как репетиция закончилась, многие из нашей группы все равно подошли поздравить меня и вовсе не были при этом расстроены моим ликованием. Мы все были частью шоубиза, пусть даже многие делали там всего лишь свои первые шаги. Никто из нас не хотел тратить время на «поножовщину», и, замечу, что для большинства моих знакомых театральных актеров этот принцип верен и до сих пор.

Хочу добавить, что за прошедшие годы я ясно понял, что любая «поножовщина из-за спины» всегда оставляет кровь на ваших руках, и вовсе не важно, насколько вы ловки при обращении со своим «лезвием». Лично у меня никогда не было времени на подобное. Если быть точнее, то в мире телевидения и театра я смог заработать репутацию безусловно прямолинейного и честного в профессиональных отношениях человека. Я могу немного попошлить или подурачиться на съемочной площадке, за кулисами и даже в реальной жизни 4., но, если возникает необходимость – я скажу именно то, о чем я думаю. Не будет никаких завуалированных нападок или деликатных намеков. Если я зол на что-то – вы узнаете, если я счастлив – вы узнаете тоже. При этом работа для меня всегда остается на первом месте. Однажды, когда Коул Портер столкнулся с осуждением своего образа жизни, он написал: «Это довольно обескураживающее, насколько много людей шокируется искренностью, и насколько мало - лицемерием».

4. Нет нужды забегать вперед – все эти истории будут рассказаны в свое время.

Кстати о сцене, которую привел в пример Джек, когда отчитывал группу. Это был всего лишь небольшой эпизод в мюзикле, во время которого два главных персонажа спорили в баре о том, кто в кого влюблен, ну или о чем-то столь же скучном. Я же на заднем плане изображал работу в уже упомянутом баре. Правда вместо того, чтобы просто застыть там, перекинув полотенце через свою руку, и выглядеть профессионально и должным образом безучастно – я решил сыграть иначе. Я занимался тем, что выплескивал выпивку в фикус, стоявший на краю барной стойки, и с особым усердием полировал столешницу, причем делал все это немного напоказ. Моя бурная деятельность вовсе не отвлекала внимание от основного действия – ладно, может быть самую малость – зато она придавала немного правдоподобия заднему плану и добавляла чуток столь необходимого юмора. Я хочу сказать: вы наверняка видели «Сорок вторую улицу»! Разве я сыграл это слегка чересчур? Ладно, может быть. Но я ведь уже говорил вам, что все это и называется шоубиз?

Что же до Питера, то постепенно он начал получать все меньше ролей главных романтических героев, т.к. они переходили к вашему покорному слуге. При этом Мерелин, моя лучшая подруга еще со времен Оприленда - которая, между прочим, и поспособствовала моему выбору именно этого университета и сама обучалась по той же театральной образовательной программе – стала все чаще играть роль моей главной героини, причем значительно чаще, чем прежняя постоянная партнерша Питера.
Вообще, согласно общему мнению, Питер значительно превосходил меня в танцах, но я лучше пел. Поэтому, т.к. теперь МУСШ обзавелся двумя парами сильных ведущих исполнителей, режиссеры принялись распределять нас по разным постановкам, значащимся в репертуаре театра. Таким образом, они могли делать свое собственное шоу, а мы – свое. Тем не менее, подобный рабочий компромисс так и не удержал Питера от пересечения черты между профессиональной конкуренцией и его личным говнизмом 5., и он продолжал пересекать ее все дальше и дальше по мере того, как я укреплял свои позиции. Однако, насколько я помню, так же как и в подобных ситуациях в старших классах, его полные зависти выходки всего лишь делали меня более нацеленным на успех.

5. Это производное от латинского выражения "govnerus non govneri", которое означает "однажды говнюк, всегда говнюк».

О, эти годы, проведенные в МУСШ – череда различных шоу, послепоказные вечеринки, тяжелая работа, Мерелин, ставшая моей девушкой, семинары и занятия…. Что? Я разве еще не упоминал о своей девушке? Что ж, тогда давайте сделаем небольшое отступление.
За два лета в Оприленде и месяцы между ними наша дружба с Мерелин очень окрепла. При этом к тому времени у меня были отношения лишь с одним парнем, да и те – как вы уже знаете – никогда не выходили за пределы «секретного рукопожатия». Поэтому мы с Мерелин решили опробовать разные штучки из разряда мой парень/моя девушка друг на друге. Я должен признать, что этот эксперимент доставил мне огромное удовольствие, включая возможность вплотную познакомиться с пышными изгибами женских форм. Но, тем не менее, в конечном итоге он просто окончательно убедил меня в том, что я целиком и полностью играю за команду мальчиков.
Конечно, очевидно, что наши романтические отношения не имели будущего, учитывая мои сексуальные предпочтения. Лучшей же их частью стало то, что мы с Мерелин остались близкими друзьями. Несколько лет спустя, уже после нашего официального расставания, она вышла замуж в моей родной Шотландии в знаменитой деревушке Гретна-Грин. (Дело в том, что Мерелин влюбилась в Шотландию еще в тот момент, когда она, я и мои родители летом 1989 - в год моего большого прорыва на Вест Энде - вместе путешествовали по стране.) Я же, со своей стороны, подготовил для нее традиционный шотландский свадебный пирог, специально сделанный для ее праздничной церемонии.
Вообще, замечу, что и по сей день Мерелин имеет честь и, не побоюсь этого слова, удовольствие - быть единственной женщиной, с которой я по-настоящему занимался петтингом. Я имею в виду действительно по-настоящему. Но это и все, что я когда-либо делал с женщиной. Мои «мальчики» и я никогда не отправлялись туда, где не положено быть настоящему гей парню. И теперь вы тоже можете знать, почему же я так уверен в том, что я никогда не зачинал ребенка.

Теперь давайте вернемся в МУСШ. Во время моего обучения там, Энди Барникл, преподаватель актерского мастерства, судя по всему, выбрал намеренное доведение меня до бешенства, как свой способ бросать мне вызов и заставлять добиваться большего. Уже на первом же нашем занятии он смог правильно оценить мой характер и понять, что мой соревновательный дух ничуть не уступает моей профессиональной гордости и страсти к познанию. Поэтому он вовсю эксплуатировал эти мои качества для моего же блага. На занятиях Энди говорил: «Если ты занятой актер, значит ты – успешный актер». И именно этот девиз все эти годы определял большинство принятых мною профессиональных решений, вплоть до моего успеха в роли Капитана Джека. Насколько мне известно, сам Энди сейчас является художественным руководителем Театра Лагуны в Калифорнии, но всякий раз, как я появляюсь в новом шоу на Вест Энде, он совершает путешествие в Лондон, чтобы навестить меня.

Вообще, поездки в лондонский Вест Энд фактически были частью учебной программы МУСШ. Каждый год преподаватели и группа студентов Школы Исполнительского Искусства отправлялись на целый семестр в Англию, чтобы изучать Шекспира и посещать различные представления в Лондоне и его окрестностях. В 1989 году в состав этой группы оказались включены мой класс и класс Питера. Мы с Питером даже числились соседями по комнате, но, в конечном итоге случилось так, что я проводил ночи вместе с Рено Суини в Театре Принца Эдварда на Вест Энде, а Питер вынужден был коротать свое время в одиночестве.
Кстати, из всех историй, которые я мог бы рассказать вам о своей жизни или карьере, история о моем большом театральном прорыве несомненно является самой захватывающей, т.к. она невероятно похожа на сюжет мюзикла. Вот его приблизительный сценарий. Одному из самых успешных шоу Вест Энда необходима замена их американскому ведущему исполнителю, причем очень срочно. В это же время красивый молодой человек покидает улицы Глазго, проходит прослушивание для уже названного успешного шоу на Вест Энде и летит в Лондон, чтобы пройти дополнительное прослушивание, на котором встречается и сразу же вступает в близкие отношения со знаменитой ведущей исполнительницей. Отмашка оркестру. Начинаем петь.

Итак, летом 1989 года, перед началом нашего курса по изучению Шекспира, Мерелин и я отправились в Шотландию, чтобы навестить моих родственников в Глазго. Однажды днем, старший брат моего отца - Нил, услышал о проведении открытого кастинга для мюзикла «Возможно все» (Anything Goes), который шел в Театре Принца Эдварда на Вест Энде. Прослушивание должно было состояться в Королевской Шотландской Музыкальной Академии. Согласно объявлению, продюсерам требовался молодой человек с американским акцентом, умеющий петь и танцевать. И я как раз знал одну идеально подходящую для этого кандидатуру.
На тот момент - как это уже бывало и прежде, и неоднократно случится затем в будущем - мой фирменный барроуменовского ген риска победно вырвался на свободу. Я решил, что мне абсолютно нечего терять, но я могу чертовски много приобрести. Кроме того, благодаря совету Бев об участии в спектакле театрального сообщества, в 1984 году я уже играл Билли Крокера, на роль которого и должно было проходить прослушивание. Таким образом, невзирая на отсутствие у меня каких-либо материалов по мюзиклу, я уже знал характер Билли и знал, что могу исполнять Коула Портера.
Перед началом кастинга я зашел в ресторан, располагающийся неподалеку от Академии, чтобы иметь возможность подготовиться в приватной обстановке. Я приступил к распевке своего голоса в туалете ресторана, но был вынужден освободить помещение прямо на середине своих практических занятий. Дело в том, что какой-то старик начал барабанить в запертую дверь с криками: «Я не в курсе, что ты там принимаешь, Джимми, но если это помогает при «шишечках», я хочу и себе намного такого же». 6.

6. И еще раз для особо утонченных читателей, «шишечки» - это ничто иное, как геморрой. И не важно, как вы его назовете, он всегда будет оставаться болью в заднице.

Когда я закончил свое выступление на самом прослушивании, глава кастинговой комиссии Ларри Оакс, уже не сидел как прежде, развалившись в своем кресле. Вот тогда я и понял, что сумел «попасть в верные ноты». В дальнейшем Ларри стал моим другом и мудрым наставником тех давних лет. После каждого представления он появлялся в моей гримерной с пачкой своих заметок и начинал консультировать меня по каждой мельчайшей детали. От того - куда лучше деть мои руки в одних сценах, до того - в какую же сторону склонить мою голову в других. Ничто не ускользало от его внимания. И я действительно считаю, что именно благодаря его острому взгляду и доброй душе, я стал настолько хорошим артистом, каким являюсь сейчас. В те же годы Ларри даже позволил мне остановиться в его доме, пока я еще не обзавелся в Лондоне своим собственным жилищем. Много лет спустя, когда я сам стал судьей на шоу «Все мечты сбудутся», я часто ощущал, будто иду по стопам Ларри. Особенно в те минуты, когда кто-то из Джозефов звонил мне домой в поисках совета или поддержки. И я всегда щедро делился с ними и тем, и другим.

На прослушивании я пропел две песни из «Возможно все», и когда я закончил, Ларри спросил меня: «Ты можешь изобразить нам американский акцент, Джон?».
Ну, а теперь вспоминайте все то, что я уже рассказывал вам о своем бидиалекте. Т.к. последние пару недель я путешествовал вместе со своими родителями, навещал родственников в Глазго и заново познавал свои семейные корни, то на кастинге я разговаривал исключительно со своим шотландским акцентом.
- Я постараюсь, - ответил я.
Я вышел, чтобы спокойно перечитать сценарий, и когда через несколько минут я вернулся в комнату – я продекламировал несколько реплик как истинный американец.
- Огромное спасибо, Джон, - резюмировал Ларри, - мы тебе перезвоним.
Как я узнал позже, члены кастинговой комиссии немедленно связались с Элейн Пейдж и радостно возвестили: «Мы нашли его!». Элейн, которая играла в этой постановке Рено Суини, также являлась одним из продюсеров шоу, поэтому была вовлечена в процесс прослушивания и отбора. Дебют же самой Элейн на Вест Энде состоялся еще в 1969 году в мюзикле «Волосы». А с того момента, как в 1978 году в образе Эвы Перон она заблистала в шоу сэра Тима Райса и Эндрю Ллойд-Уэббера «Эвита», она превратилась в настоящую Первую Леди Вест Энда.
В итоге, когда после кастинга я вернулся в дом своих родственников, там меня уже ждало послание от Ларри, в котором он интересовался, смогу ли я незамедлительно вылететь в Лондон для дополнительного прослушивания и знакомства с Элейн. Когда же на следующий день я поднялся на сцену Театра Принца Эдварда, она поприветствовала меня фразой: «А он довольно хорошенький, но давайте проверим, умеет ли он петь».
После того, как я убедил ее, что умею - она захотела посмотреть, как я танцую. Дело в том, что «Возможно все» - это настоящий восторг танцора, здесь есть множество танцевальных номеров, которые каждый раз вызывают овации публики, и невероятное количество степа. Поэтому ведущие актеры шоу буквально обязаны быть по-настоящему всесторонне одарёнными исполнителями. В целом же мюзикл - это динамичная романтическая комедия, действие которой развивается на борту океанского лайнера, плывущего в Америку. Рено Суини является звездой корабельного ночного клуба, а Билли Крокер - это молодой, томящийся от любви бизнесмен (и бывший парень Рено), который тайком проник на корабль, чтобы быть рядом со своей нынешней возлюбленной, красивой молодой девушкой по имени Хоуп Харкорт. Остальные пассажиры лайнера – это компания замечательных чудаков, таких как «Объявленный Вне Закона Номер Тринадцать» Мунфейс Мартин и его девушка, изображающие из себя священника и миссионера. Вообще все шоу под завязку наполнено различными персонажами, принятыми за кого-то другого, и действиями, кем-то ошибочно истолкованными. В итоге же все эти энергичные и зажигательные танцы делают мюзикл довольно трудоемким для ведущих исполнителей. Поэтому вовсе не было удивительно, что когда во время прослушивания Элейн поднялась на сцену, чтобы потанцевать со мной, она призналась, что ее ноги немного устали.
Теперь сделаю небольшое уточнение. Я надеюсь, что эта книга уже достаточно убедила вас в том, что моя мама воспитала вовсе не грубую деревенщину. В свое же единственное оправдание могу сказать, что моя последующая речь была вызвана исключительно нервным перенапряжением.
- Не волнуйся, милая, - в полный голос заявил я, обращаясь к Элейн Пейдж, всеми признанной ведущей исполнительнице и женщине, которая в прямом смысле этого слова держала мою судьбу в своих руках.
- Я поддержу тебя. Я удержу тебя в любое время.
В ответ Элейн несколько секунд внимательно смотрела на меня, а затем рассмеялась. Это был громкий, немного хриплый, вдохновляющий смех. И это было начало моей профессиональной карьеры и начало чудесной дружбы с Элейн. Я получил свою роль, а все остальное, как говорится, вы уже знаете.

Следующие несколько месяцев моего профессионального дебюта на Вест Энде, пока мой бывший класс из МУСШ изучал Шекспира и посещал театры в Лондоне, я учился всему непосредственно на сцене у Элейн и Бернарда Криббинса, который играл роль Мунфейса Мартина. Лучших наставников у меня даже не могло и быть. Бернард появлялся на телевидении и в кино еще с начала 1960-х годов, и был хорошо известен по нескольким комедиям из цикла «Продолжаем…». Кроме того, он также озвучивал одно из моих самых любимых анимированных детских шоу под названием «Уомблы». Но больше всего я любил его за роль недотёпы коммивояжёра в сериале "Отель "Фолти Тауэрс", которого по ошибке приняли за чиновника, инспектирующего этот отель. Бернард был и остается действительно великолепным музыкальным комиком, а его песня «Right Said Fred» была одной из тех, которым я когда-то с удовольствием подпевал, сидя на прилавке магазина пластинок в Шотландии.

Что же до моего класса, то когда я наконец-то объявил своим товарищам из МУСШ, что не только буду вынужден пропустить занятия во время «семестра Шекспира», но и не вернусь обратно в Сан-Диего, когда наша группа будет покидать Англию, т.к. я получил главную роль в шоу на Вест Энде – большинство из них оказались очень взволнованы и рады за меня. Поначалу мне показалось, что Питер Мудак тоже был за меня рад, но, уже через несколько недель наше соперничество вновь проявило себя, когда он заявил, что считает меня всего лишь «звездой на один раз». Примечательно, что эта презрительная фраза прозвучала не только из уст самого Питера, но позже использовалась и его отцом, когда тот попытался таким образом охарактеризовать меня моим собственным родителям, случайно столкнувшись с ними через год на шоу в Чикаго. Самое же интересное заключалось в том, что, несмотря на свое кажущееся пренебрежение, теперь каждый раз, когда у него появлялась такая возможность – Питер начал обнаруживаться в Театре Принца Эдварда, где он всячески добивался общения со звездами.
Именно поэтому к тому моменту, как мой бывший класс вернулся обратно в МУСШ, я уже воспользовался советом Элейн и полностью избавился от «приставучего негатива», хотя мои друзья, такие как Мерелин, продолжали оставаться важной частью моей жизни. Но для Питера и ему подобных двери служебного входа отныне и навсегда оказались закрыты.

Кстати, это была вовсе не единственная подсказка, полученная мною от Элейн. На те несколько месяцев Элейн и Бернард словно превратились в моих приемных родителей, а я, в свою очередь, никогда не забывал их главный профессиональный совет.
- Ничего не делай лишь потому, что от тебя этого хотят другие люди, Джон. Делай что-либо только в том случае, когда ты сам этого захочешь. И тогда, даже если ты ошибешься, ты все равно останешься в выигрыше, потому что, оглянувшись назад, будешь знать, что это был исключительно твой выбор.

Когда я сейчас думаю о тех днях на Вест Энде, я удивляюсь, как я вообще вспоминал о еде. Ведь все тогда было для меня новым, увлекательным и невероятно будоражащим. В то время, наряду с Элейн и Бернардом, я сблизился еще с одним актером, Яном Берфордом, с которым я познакомился, когда мы оба принимали участие в концерте Джерри Хермана в Королевском Палладиуме. Можно сказать, что Ян и его партнер Алекс Кеннел стали для меня второй парой приемных родителей. Именно благодаря им, после утомительного дня в театре, я всегда был уверен, что не останусь без хорошей компании или миски невероятно вкусного мяса в остром соусе, когда бы они мне не понадобились. 7.

7. Кстати говоря, Алекс и Ян были первой гей парой, которая оформила свои отношения в «Лондонском Регистре Партнерства и Товарищества» в 2001 году, а в 2005 - они были одними из первых, кто воспользоваться преимуществом "Закона О Гражданском Партнерстве". Они остаются вместе уже более сорока лет.

Что ж до Питера и всех остальных, то они в итоге вернулись обратно в Калифорнию, время потекло своим чередом, и я тоже двинулся вслед за ним. Затем однажды днем, почти десять лет спустя, когда я находился в Нью-Йорке, где вместе с Кэрол Бернетт и Рути Хеншол принимал участие в музыкальном ревю Стивена Сондхайма «Putting It Together» - я вышел через служебную дверь Театра Этель Барримор и буквально врезался в Питера. Мы оба были очень удивлены нашей встрече. Но, т.к. теперь мы стали старше и мудрее, мы дружески пожали друг другу руки и отправились пообедать в ресторан Джо Аллена.
На тот момент Питер ставил хореографию Бродвейских шоу в Нью-Йорке, и мы с ним разговорились о том, чем же вообще занимались с тех пор, как наши пути в Лондоне разошлись. Наша встреча проходила в абсолютно миролюбивой обстановке, но – впрочем, как обычно – я чувствовал, что зависть Питера никуда не делась. Учитывая ее, нам, вероятно, следовало бы заказать столик на троих. Тем не менее, мы давно уже не были мальчишками. Поэтому я решил, что со своей стороны, буду оставаться выше любой зависти или неискренности, даже если я их замечаю. Так или иначе, мы закончили наш обед, Питер попытался оплатить его весь самостоятельно, а я ему не позволил. На этом наша встреча подошла к концу, и мы вновь пошли каждый своей дорогой.

Мы шли ими до тех пор, пока летом 2004 года я снова не оказался в Нью-Йорке и не столкнулся с Питером прямо на Девятой Авеню. В то время я был блондином 8. и – пусть я даже и заявляю об этом сам - выглядел довольно сексуально и привлекательно. Такая неожиданная метаморфоза вовсе не стала моей личной прихотью, а была связана с необычной ролью в новом фильме. Дело в том, что за несколько месяцев до этого, режиссеры Мел Брукс и Сьюзан Строман пришли посмотреть на меня во вновь возрожденном Тревором Нанном мюзикле «Возможно все», который представлялся в Национальном Театре в районе Сауз Бэнк в Лондоне. Зайдя ко мне в гримерную после спектакля, они спросили, насколько мне было бы интересно попробовать себя в роли ведущего тенора в песне «Весенняя пора для Гитлера». При этом учитывая то, что эта песня будет звучать в новом фильме «Продюсеры», который предполагают снять по мотивам бродвейского хита, режиссером которого прежде была сама же Строман. Я согласился, даже не раздумывая. Частично на мое решение повлияло то, что уже многие годы я сам был большим поклонником творчества Брукса, особенно его фильма «Молодой Франкенштейн». Так однажды, во время долгого перелета из Америки в Шотландию Кэрол и я, к большому неудовольствию остальных пассажиров, занимались тем, что наизусть перечисляли каждую сцену из этого фильма. Радовалась этому одна Мерн, которая смеялась каждый раз, как мы произносили «очаровательное оснащение», а ее собственная пышная грудь при этом бурно вздымалась.

8. Я полностью шокировал мою семью, когда впервые отправил им электронной почтой свое фото в образе блондина.

-О, мой Бог! Джон, ну ты даешь! - воскликнул Питер.
- Я в городе ради «Продюсеров», - объяснил я ему.
- Я тоже, - сказал он, - я здесь еще на целую неделю.
В это мгновение мой собственный персональный Сверчок Джимини запрыгнул на мое плечо и начал нашептывать в ухо своим вкрадчивым тонким голоском: «Скажи ему правду, Джон. Расскажи ему, что ты здесь уже больше недели и работаешь над грандиозным финалом. Расскажи ему, что у тебя есть собственная гримерная, которая находится сразу за гримерной Умы Турман. Расскажи ему, что ты запросто болтаешь с Уилли Ферреллом. Расскажи ему, Джон. Будь настоящим мужиком!»
А, что за черт. Я смахнул сверчка на землю.
- Я здесь тоже еще на целую неделю, - ответил я.
Пару дней спустя я находился в своей гримерной и мне слегка подкрашивали мои волосы, что необходимо было делать каждый день, чтобы отросшие темные корни не оказались заметны на пленке. Вместе со мной были исполнители главных ролей Мэттью Бродерик и Натан Лэйн, а также Мел Брукс. Внезапно Мел издал жуткий вопль и пулей вылетел из комнаты.
Тогда мы выглянули в окно и увидели, что больше сотни актеров массовки, одетые в форму нацистов, собираются на автостоянке товарного склада, в котором мы проводили съемки фильма. Сейчас позвольте мне немного отвлечься и упомянуть, насколько же сказочно все эти великолепные мужчины выглядели в своих нарядах. Кстати, знаете ли вы, что создателем настоящей униформы нацистов СС был никто иной, как дизайнер Хьюго Босс? Так вот, массовка «нацистов» собралась на репетицию их большого, с притопами и прихлопами, «хай» сюда и «снова хай» туда танцевального номера, поставленного в стиле Басби Беркли. В это же время Мел внезапно ворвался на автостоянку и громко заорал, обращаясь к ассистенту: «Убирай их всех нахрен отсюда немедленно, или мы все получим по пуле в лоб!».
Дело в том, что этот товарный склад располагался непосредственно в центре поселения хасидов в Бруклине. И вот, со своего наблюдательного пункта в моей гримерной, Мел заметил, что небольшие группки бородатых мужчин в темных одеяниях стали скапливаться вокруг ограждения стоянки.
После того как ситуация с автостоянкой оказалась улажена, а я отрепетировал первую часть своего номера «Весенняя пора» - я решил прогуляться. Я хотел немного пофлиртовать, пообщаться с некоторыми парнями, с которыми я познакомился на других шоу и, конечно же, пересечься с Питером, который, как я знал, находился где-то там.
Когда я заметил его, я проложил себе путь прямо сквозь сборище веселых нацистов к тому месту, где он сидел. Питер в шоке уставился на меня: «Где, черт возьми, ты был все это время, Джон? Ты всерьез опоздал. Мы репетировали целое утро».
Я действительно не мог больше сопротивляться. «Звезда на один раз» извлекла свой нож. Возможно, это был всего лишь ножик для намазывания масла, но я все равно хотел насладиться моментом.
- О, - ответил я, растягивая свое объяснение, - я был внутри. Репетировал с Умой. Я ведь главное действующее лицо номера «Весенняя пора для Гитлера».
Он посмотрел на меня так, словно я обработал его своей дубинкой. Тем не менее, он быстро пришел в себя и мы сказали друг другу наше «прощай». Я же отправился назад, напевая себе под нос на мотив «Весенней поры»: «Возмездие Джона на автостоянке/ Барроумен счастлив и Барроумен гей».


Дополнения к главе 8

@темы: books, autobiography, Anything Goes

---

John and Scott meet the Prime Minister

[johnbarrowman]

16 June 2010

@темы: photos

---

National Theatre Platform Event 24 июня

[johnbarrowman]

@темы: photos