John Barrowman. Anything Goes. Глава 3.

[johnbarrowman]

Предисловие переводчика: Я с большим удовольствием читала великолепные переводы, сделанные Korsi и выкладываемые в этом сообществе. Последнее время новые переводы не появляются, зато ко мне в руки попало несколько оригинальных глав биографии. В связи с этими обстоятельствами я решила попробовать свои силы в переводе. Сначала для себя, а потом решилась выложить его и сюда. Возможно кому-то это тоже будет интересно.
Если мой вариант придется по вкусу, я могу в дальнейшем сделать перевод следующей главы. Не сразу, но со временем обязательно. Если же знатоки найдут в моей работе грубые ошибки или ляпы, готова выслушать замечания. Т.к. на лавры профессионала не претендую и язык знаю не очень хорошо.
В любом случае приятно было бы услышать ваши комментарии.


Chapter Three "Defying Gravity" / Глава Три "Противостояние Притяжению"

Наш дом в Mount Vernon, в котором я жил до девяти лет, был обнесен заборчиком, для создания уединенного дворика и ограничения блужданий Пейгон, нашей унылого вида гончей. Когда мне было четыре года, я сообразил, как вскрыть замок на задней калитке, и однажды пополудни решил навестить Мерн в ее квартире в Sandyhills, что приблизительно в четырех милях от нас. Конечно же, я пошел в противоположном направлении и очутился посреди Hamilton Road, оживленной улицы, которая в итоге перетекает в одну из магистралей, соединяющих Глазго и Эдинбург.
Транспортный поток со свистом мчался по обеим сторонам от меня, оглушая гудками и визгом шин. Это продолжалось до тех пор, пока один мужчина, ровесник моего отца, не понял, что причиной кутерьмы на шоссе является малыш, пытающийся перейти дорогу. Он ударил по тормозам, бросился за мной и я оказался в безопасности. Я не знал свой адрес, но зато знал свое имя, которое оказалось ему знакомо. Mount Vernon в начале 70-х был всего лишь небольшой общиной среднего класса, еще не трансформировавшейся в необъятный пригород Глазго, как это случилось со временем. Поэтому семьи, проживающие там многие годы, в том числе и семьи моих родителей, прекрасно знали друг друга.
Оставив машину на стоянке нашего местного паба, незнакомец крепко взял меня за руку и повел домой, в то время как мои родители и большинство наших соседей в отчаянии прочесывали окрестности, разыскивая «Крошку Джона». Как я позже узнал от мамы, он «всыпал им по первое число», когда яростно отчитал за недостаток внимания за любознательным малышом. И не важно, огорожен дворик или нет! К чести моих родителей, хочу добавить, что они безропотно приняли этот нагоняй прямо на глазах у соседей, так как знали, что незнакомец был прав.

Я полагаю, этот случай легко можно было бы вообразить как некий символ, определивший всю мою жизнь. В тот день я мог бы погибнуть под колесами, раздавленный в лепешку служебным автобусом какой-нибудь влиятельной корпорации. Или, вот действительно жуткая идея, попался бы какому-нибудь маньяку. И, хотя ничего подобного не случилось, я просто мог бы выучить свой первый урок о том, как тонка грань - двойная сплошная в моем случае - между жизнью и смертью. Чушь все это! Это приключение до сих пор остается одним из ярчайших воспоминаний моего детства, но вовсе не потому, что оно несет какой-то заумный метафорический смысл, просто это было первое проявление моего фирменного Барроумэновского гена риска. 1. За прошедшие годы именно он был в ответе за многие мои профессиональные и личные решения.

1. Наряду с геном вечеринок, это один из самых основных в моем организме.

Любой, кто рос в Tollcross или Shettleston в 1940-ых, знал мальчишек Эмили Барроумэн: моего папу Джона и трех его братьев, Нила, Чарли и Алекса. Сама Эмили была внушительной женщиной и в другое время вполне могла бы сделать блестящую карьеру в какой-нибудь корпорации или даже как практикующий врач. Вместо этого, уже в 15 лет, Эмили была вынуждена бросить школу, чтобы окунуться в семейный бизнес, бильярдный зал в Parkhead Cross. И это вполне объясняет другой мой ген: если я рядом – ваши шары в опасности.
Я уверен, воспитывая четырех сыновей, Эмили частенько подвергала свой характер серьезной проверке, тем более, что ее муж был тот еще тюфяк. Мой дедушка Барроумэн был хорошим отцом, но он прожигал жизнь, выпивая и играя на скачках. Как и многие простые женщины, которые повзрослели на рубеже двух войн, Эмили, по сути, была матерью одиночкой. Поэтому вовсе не удивительно, что она не всегда могла уследить за проделками своих сыновей.
Мой отец и его братья имели репутацию малолетних бандитов, из которых могла вырасти только настоящая шантрапа. Несмотря на то, что в итоге каждый из них стал успешным человеком, даже повзрослев они так и не смогли перерасти свою хулиганскую натуру и склонность к авантюрам. При этом шалости мальчишек Барроумэн были сами по себе безвредны, хоть и знамениты. Если, конечно, исключить таинственное возгорание на складе Tollcross; а т.к. это дело может быть еще не закрыто, я не напишу об этом больше ни буковки. Я ведь не хочу отправить своего отца в тюрьму Barlinnie. Годами позже, во время семейных посиделок, обычно, когда мы все собирались на Новогодний ужин дома у бабушки, она, бедняжка, в придачу к своему мясному пирогу частенько должна была распробовать и очередную порцию проделок своих мальчиков. Она так никогда и не узнала даже и половины их.

Думаю, именно в результате такой наследственности, я имею склонность к поступкам, повышающим уровень адреналина в крови. За эти годы я катался на лыжах в Альпах, занимался сноубордингом в Скалистых горах, гонял на машине в Монте-Карло, ходил под парусом в Эгейском море, осуществлял дайвинг на Карибах, множество раз летал на Конкорде и развлекался кайтингом в Гибралтарском проливе. Я плавал с аквалангом во время солнечного затмения в Турции, управлял каноэ в вулканическом кратере близ Санторине и даже решился провести несколько Вечеров Пятницы с Джонатаном Россом, а они могут быть ужасающими.

Я участвовал в грандиозных шоу, хороших шоу, так себе шоу и даже в провальных проектах, и я никогда не сожалел ни об одной своей роли, т.к. всегда получал что-то взамен. Так, играя в недолговечном лондонском мюзикле Матадор, который продержался всего 3 месяца в 1991 году и в котором я и Стефани Пауэрс имели ведущие роли, я получил ценный урок о том, как с достоинством выйти из игры.
Однажды днем нас со Стефани пригласили на встречу с продюсерами, чтобы официально объявить о том, что мы закрыты и как это отразится на нашем доходе. Я был эмоционально опустошен, почти рыдал и очень себя жалел. По дороге Стефани отвела меня в сторонку.
-Не говори ни слова, - сказала она, наклонившись так близко ко мне, что я почувствовал ее дыхание на своей щеке.
–Прекрати быть таким жалким, Джон. Разговор будет не о тебе. Ты понимаешь? Он будет о шоу. Так что позволь мне вести беседу.
Я сделал, как было велено, и исход встречи оказался намного удачней, чем мог бы быть, заявись я туда, рыдая и сморкаясь в платочек. Наши контракты были соблюдены, а мы спокойно дали понять, что не рады сложившимся обстоятельствам.

Я также вкусил немного горечи, когда согласился участвовать в Dancing on Ice, программе канала ITV, обучающей знаменитостей фигурному катанию. Тогда я рискнул, выставляя себя на всеобщее обозрение в подобном реалити шоу. Вообще, в актерской среде участие в реалити шоу рассматривается как нелепость, на которую решаются только лишь в случае полного упадка карьеры. Все уверены, что вы никогда не согласитесь на участие в передачах такого сорта, если ваши дела идут в гору. А это как раз и происходило со мной на тот момент, т.к. я был востребован после появления в первом сезоне сериала Доктор Кто. Что ж, может такое отношение и верно для кого- то еще, но я хотел быть частью Dancing on Ice, а позже How Do You Solve a Problem Like Maria? и Any Dream Will Do. 2. Эти шоу были очень зрелищные, а я никто иной, как конферансье. Причем это зрелищность совсем иного толка, чем та «катастрофическая» привлекательность, которой увлекают слишком многие программы. Хотя, буду честным, я и сам смотрю такие передачи.

2. Иначе Мария и Джозеф, поиски талантов на ВВС, в которых я принимал участие как судья в 2006 и 2007 годах соответственно. Программы занимались розыском прежде неизвестных исполнителей для главной роли в мюзиклах The Sound of Music и Joseph and the Amazing Technicolor Dreamcoat в постановке West End.

Я согласился быть судьей на Марии и Джозефе еще и потому, что это давало возможность воплотить один из моих принципов: если ты поднялся на вершину, оглянись назад и протяни руку тем, кто пока у подножия. Меж тем, программа Dancing on Ice оказалась довольно популярной. И я хотел показать ее зрителям, некоторые из которых, возможно, раньше и не подозревали о моем существовании, все, на что я был способен.
Но, как оказалось, бедный дедушка Барроумэн потерял бы последний фунт, вздумай он поставить на меня. Хотя, начиная с первого же раунда, все прочили мне победу, в середине соревнования я вылетел по итогам голосования зрителей. Я был раздавлен. Когда тем вечером я вернулся домой, я проигнорировал сообщения на автоответчике от семьи и друзей, и вместо этого некоторое время просто жалел себя. А затем я отбросил жалость прочь. Это ведь шоубиз, и «толстая кожа» его обязательный аксессуар.
Несмотря на то, что я выбыл из программы буквально через несколько выпусков, я нисколько не жалею о своем решении участвовать в ней. Я учился фигурному катанию у таких мастеров, как Торвилл и Дин; я приобрел хорошего друга в лице моей партнерши по танцам Ольги Шарутенко; и я покинул это шоу с такой подтянутой задницей, какую не имел никогда прежде.

Тем не менее, невзирая на мой ген риска и браваду поведения, я боюсь смерти и бываю подвержен приступам страха. Известно, что Оскар Уайлд, умирая, прохрипел, глядя на невзрачные обои: «Они меня убивают. Кому-то из нас придется уйти». Насколько я знаю, смерть Уайлда была довольно трагична, но он никогда не терял способности посмеяться над собой или над окружающим миром. Что ж, смогу ли я быть таким же бойким на пороге смерти, это мы увидим в будущем, в очень-очень далеком будущем. Все дружно постучали по дереву, сплюнули через плечо и скрестили пальцы! 3. Зато в июне 2007, когда меня пригласили участвовать в авиашоу(Royal Air Force Tattoo) Парад Королевских Военно-Воздушных Сил (КВВС), мысль о гибели в эпицентре взрыва авиационного топлива приходила ко мне не раз.

3. Больше о моем суеверии и фобиях я расскажу позже, обещаю.

Даже когда я окружен комфортом первого класса, я очень нервничаю и пытаюсь держать себя в руках, переключая внимание на музыку, фильмы и все, что угодно другое, до чего я могу дотянуться во время полета. Правда - при этом учтите, что летаю я довольно часто - я могу сосчитать по пальцам одной руки, когда мне удавалось действительно успешно справиться с этой задачей. Так, чтобы я перестал представлять самолет, несущийся к земле сквозь облака со скоростью 500 миль в час. Одним из таких редких спокойных полетов был перелет Американскими Авиалиниями из Калифорнии в Лондон в 1992 году, когда меня посадили рядом с Dame Shirley Bassey.
-Дорогуша, - сказала она в своей характерной тягучей манере, когда заметила, насколько я нервничаю.
- Ничего не может случиться, если рядом Shirl!, - затем она напела вступительные строки из своего фирменного «Голдфингер» (Goldfinger).
Салон первого класса был полупустой, и к тому времени, как самолет набрал высоту, мы уже стали близки. В те годы, до событий 11 сентября и финансового спада, который вызвала эта трагедия в авиационной индустрии, Американские Авиалинии имели обыкновение угощать черной икрой в салонах первого класса. Приблизительно за час до посадки Shirl прижалась ко мне и сказала: «Дорогуша, а ты знаешь, что они обязаны выбрасывать икру за борт до приземления. Они не имеют права провозить ее на территорию страны. Почему бы тебе не пойти и не попросить у них остатки?»
Я так и сделал. И до самого приземления мы объедались черной икрой, обильно запивая ее шампанским. Возможно, вы решите, что мои нежные воспоминания об этом замечательном путешествии вызваны исключительно тем, что к тому моменту, как самолет, наконец, пошел на посадку, я уже напился в драбодан. Или, возможно, тем, что я наелся так много черной икры, что уже мог бы отрастить жабры. Так вот, вы ошибаетесь! Вся моя нежность направлена только лишь на Shirl, потому что она настоящая женщина, женщина, умеющая приласкать.

КВВС (RAF) пригласили меня принять участие в Параде, т.к. Капитан Джек служил в КВВС. Кроме того, т.к. я имею двойное гражданство – США и СК, они сочли меня идеальным кандидатом для презентации шестидесятой годовщины сотрудничества КВВС и ВВС США. Должен признать, что и у меня была пара личных мотивов, чтобы согласиться на это необычное предложение среди сотен других, которые я регулярно получаю.
Во-первых, серьезный мотив. Начиная с 2000 года, Британские Вооруженные Силы принимают в свои ряды гомосексуалистов, КВВС же еще и сотрудничают с организацией по защите прав гомосексуалистов Stonewall, реконструируя свою кадровую политику с учетом геев и лесбиянок. В 2006 я выиграл премию Stonewall «Конферансье Года» (Stonewall's Entertainer of the Year Award). Поэтому конструктивный союз КВВС и Stonewall стал одним из факторов, повлиявшим на мое решение.
Второй повод был значительно круче. Сценарий авиашоу включал в себя возможность полета на реактивном истребителе класса Ястреб, а я человек, который любит большие, быстрые и сильные штуки.

К счастью, оказия поиграть с некоторыми из них выпала мне на съемках Торчвуда. После того как мы отсняли несколько эпизодов первого сезона, Берн Горман категорически заявил, что лихое вождение не для него. Раньше он водил только машины с механической коробкой передач, а на шикарном SUV (джипе) Торчвуда была установлена автоматическая. Я не мог дождаться, когда сяду за руль! Правда, Ив Майлз утверждает, что оказалась на грани гибели с такой новой расстановкой сил. Она не любит, когда я веду слишком быстро, но - хей! – это ведь телевидение. Все здесь должно быть зрелищным. Ну и, кроме того, пугать ее – это дополнительное удовольствие.

Когда тем июньским утром я прибыл на базу Министерства Обороны, расположенную в Salisbury Plain, сотрудники службы безопасности окружили мой автомобиль. Прежде чем я ушел за ними, моя сестра Кэрол, которая в то время гостила у нас, неожиданно подскочила на заднем сидении, чтобы крепко обнять и расцеловать меня, чем привела меня в ужас. Она пояснила, что даже если сам я решил встретить свою смерть, падая со скоростью 500 миль в час, то наша мама вправе надеяться, что со мной хотя бы попрощались как следует. Затем, наши объятия разомкнулись, и меня стремительно повели прочь под строгим конвоем охраны. На тот момент я почти поверил, что мне уже ничто не поможет. Говоря откровенно, я был до смерти напуган!
Страх пришел ко мне еще днем раньше, когда я был в своем трейлере на съемочной площадке Торчвуда. Я просто смотрел ДВД по технике безопасности полетов на истребителе, который КВВС прислали мне, но к концу ролика я уже был в холодном поту, а мой рот пересох от ужаса. Последний раз я ощущал себя таким образом, когда за кулисами программы Вечер Пятницы с Джонатаном Россом на меня наступала Janice Dickinson.
Фильм рассказывал об огромном количестве чертовых штук, которые нужно было открепить, прикрепить, нажать или, наоборот, не трогать. Он даже обучал вещам, которые, я предполагал, что уже знаю. Например, куда ставить мои ноги, куда не ставить мои ноги; что делать, если я должен был бы катапультироваться из самолета и что предпринять, чтобы не сделать это преждевременно. Но больше всего меня потряс совет, как не допустить засорения кислородной маски моей собственной рвотой. Правильный ответ был: проглотить все это. 4.

4. Хватит уже! Это не такая книга.

Остаток дня я слонялся по площадке, бормоча все эти правила, которые я пытался запомнить. Мои коллеги Ив и Берн поняли, что случилось что-то действительно страшное, когда во время технического перерыва я даже не присоединился к их исполнению похабных частушек. Вместо этого я развернулся и угрюмо побрел к своему стулу. А к тому времени, когда я вечером вернулся к себе в квартиру в Cardiff Bay, я уже по-настоящему был в панике.
Я позвонил своему менеджеру Гэвину и заявил, что хотя я все еще буду принимать участие в авиашоу, я не собираюсь летать на Ястребе, и мне совершенно без разницы, насколько охренительно сказочно я мог бы выглядеть в летном комбинезоне.
Гэвин помолчал пару секунд, а затем спросил: «А ты знаешь, что Конни Фишер завтра тоже будет летать? 5. Кажется, ее дед служил в КВВС во время Второй мировой войны, а ее мама также как-то с ними связана».
-Вот говнюк! – выругался я. Потому что никак не мог допустить, чтобы Мария летала над облаками, пока Капитан Джек трясется в углу.

5. Звезда мюзикла The Sound of Music и победитель шоу How Do You Solve a Problem Like Maria?

Итак, несмотря на то, что у меня живот сводило от страха, я прибыл на базу КВВС и последовал за своим эскортом, чтобы приготовиться к полету. Нам с Конни объяснили, что в итоге мы приземлимся на территории КВВС в Fairford (Gloucestershire), где нас уже будут ждать по крайней мере 60 журналистов, включая фотографов и телевизионщиков, а также представители Британских и Американских Вооруженных Сил. Но, прежде чем мы смогли хотя бы переодеться в летную форму, нас подвергли двухчасовому медицинскому обследованию и урокам по технике безопасности.
А потом произошло чудо. К тому времени, как тесты и лекции остались позади, я уже чувствовал себя намного, намного более уверенно. Поднятию моего боевого духа изрядно способствовали две вещи. Во-первых, то, что пилоты, которые помогали мне и Конни со снаряжением, были вцелом абсолютно не взволнованы предстоящими событиями. Они относились к ним настолько прозаически, что я предположил, что они все-таки не планируют сегодня погибнуть.
Ну а во-вторых, то, что перед окончательной подгонкой летного комбинезона один из них опустился на колени прямо передо мной, извлек длинный шланг, свисающий вдоль моего бедра, и хорошенько продул его. К моменту, когда воздух начал циркулировать внутри моего противоперегрузочного костюма, я мечтал испытать этого парня в деле.
Наконец, двумя часами позже, мы с Конни были проинструктированы и готовы. Мы вышагивали по летному полю так, как будто очутились в фильме "Лучший стрелок" (Top Gun), только в его более музыкальной версии, в которой я получаю горячего парня в форме и свой собственный реактивный истребитель.

Я поднялся по передвижному трапу в кабину стрелка, где майор авиации Gary Brough пристегнул меня, одновременно давая последние указания по безопасности.
- Не блюй в свою кислородную маску.
-Так точно!
-Не тяни желтый рычаг преждевременно, или ты умрешь.
-Уж тем более так точно!
Мы были готовы приступать.
-Страх придает мне крылья, - бормотал я, изображая Клинта Иствуда в «Там, где гнездятся орлы» (Where Eagles Dare), любимом фильме моего отца про Вторую мировую войну. Хотя, если честно, любой фильм про Вторую мировую у него любимый.

Мой отец имеет ученые степени в экономике и машиностроении, а с 1954 по 1963 годы он работал на заводе Роллс-Ройса в East Kilbride, городке к югу от Глазго. Он начал свою карьеру, работая над поршневым двигателем Мерлин. Со временем перевелся в конструкторский отдел, где стал частью команды, трудящейся над двигателем Гриффин, который изначально стоял на истребителе Спитфайр (Spitfire). Затем участвовал в проектировании двигателей Эйвон, принесших компании Ролл-Ройс в 50-60-хх годах миллионные прибыли. Уж не знаю, любовь ли отца к самолетам и двигателям сформировала мою собственную страсть к всевозможным механизмам, но когда я очутился в кабине Ястреба, чувствуя рев его запускающихся двигателей, слезы навернулись мне на глаза. Ведь мой отец, когда он был моложе, очень хотел бы получить шанс оказаться на таком самолете как этот.

Как только колодки были убраны, майор Brough открыл дроссель и мы покачнулись вперед. По системе внутренней связи, встроенной в мой шлем, он объяснил: «Джон, самый опасный период пилотирования такого самолета приходится на взлет и первые несколько минут в воздухе, пока мы не достигнем крейсерской высоты полета».
- ОК, - отрапортовал я, а мое сердцебиение вновь участилось.
-Если случится необходимость аварийного прекращения взлета, я заору «СТОП!», а ты должен будешь ударить ногами по тормозам. ОК?
- ОК, - согласился я, а мое сердце уже выпрыгивало из груди.
- Ну и наконец, Джон, если случится авария, когда мы будем в воздухе, я буду вопить «ВЫБРОС!», а ты должен будешь немедленно потянуть за желтый рычаг. Не дожидайся меня, потому что если ты увидишь, что меня уже нет, для тебя окажется слишком поздно. Усек?
- Усек, - прошептал я, а моя рука немедленно схватила желтый рычаг.
- Молодчина. Ну а теперь, как насчет погонять на этой пташке?
- Даже и не спрашивай, - просипел я.
Педали рулевого управления находились у меня прямо под ногами и были на удивление подвижными. Я рулил самолетом на протяжении примерно 100 ярдов 6. , пока нам не пришло разрешение на взлет. Когда же мы оторвались от земли, истребитель Конни оказался непосредственно рядом с нашим, и мы взмыли в облака великолепнейшим дуэтом.

6. Я не пилот, но я играл одного из них на ТВ.

На высоте 15 тыс. футов Ястреб вошел в крейсерский режим полета и риск аварийной ситуации был приведен к минимуму. Я наконец-то расслабил сведенные от страха мышцы и покрутил головой, разминая затекшую шею.
-Джон, тебе интереснее штатный или с элементами пилотажа режим полета?
Я колебался лишь мгновение: «С элементами пилотажа».
Получив мое согласие, пилот накренил самолет и мы пролетели под, а потом над Ястребом Конни, а под конец перевернулись вверх тормашками так, что я смотрел на Конни прямо вниз. Мы с ней почти могли дотронуться друг до друга сквозь наши кабины. Затем самолеты пикировали, выполняли виражи, входили в штопор, переворачивались и набирали высоту, имитируя боевые маневры в небе над британской провинцией.
Наша траектория полета провела нас вдоль южного побережья Англии вплоть до Корнуэлла, а после над Лондоном. Я буквально благоговел перед мастерством Gary и величественностью того, что я видел под нами. Несколько раз самолет шел абсолютно вертикально и, жестко вдавленный в кресло перегрузкой, я мог наблюдать край Земли. Реактивным истребителям не позволено пролетать над некоторыми населенными пунктами в СК, поэтому каждый раз, когда один из них появлялся на горизонте, пилот зигзагообразно облетал его, как будто мы были «Тысячелетним соколом» (Millennium Falcon), атакующим «Звезду Смерти» (Death Star), а сам я был Ханом Соло (Han Solo).
Конечно же, тошнота оказалась неизбежной, т.к. воздушная акробатика, сопровождающаяся перегрузками, в итоге доконала меня. Я не мог больше контролировать свой организм. Зато, подобно большинству новичков, я всерьез отнесся к инструкциям по безопасности, поэтому, практически не замешкавшись, снял свою кислородную маску и аккуратно использовал специальный гигиенический пакет, припасенный в кармане моего летного комбинезона.
- Ты в порядке, Джон?
- Все замечательно, - отрапортовал я, и я действительно так думал.

Между тем, много миль дальше, два других реактивных истребителя уже приземлились в Fairford, чем раздразнили аппетит прессы, быстро доставленной к ним на большом тупоносом перевозчике. В итоге они, все как один, глазели в ясное голубое июньское небо, ожидая прибытие настоящих звезд.
Когда, наконец-то, я и Конни прочертили стрелой небо, мы снова двигались в унисон. Наши Ястребы неслись рядом со скоростью около 400 миль в час и концы их крыльев почти соприкасались, затем они разошлись в противоположные направления, чтобы плавно и уверенно совершить посадку.
В тот момент, покидая кабину Ястреба, я проделал это так, будто занимался этим всю мою жизнь, что, конечно же, справедливо для мира Капитана Джека. Но в моем настоящем мире, это было невероятное приключение, запомнившееся навсегда. Фактически, я был в таком возбуждении от всплеска адреналина и настолько трепетал перед самим Ястребом, что почти лишился дара речи. 7.

7. Хорошо, почти.

Вопреки моим лучшим ожиданиям, к концу дня я все-таки потерпел крушение. После того, как все интервью были закончены, я переоделся в свою обычную одежду, забрался к себе в машину и полностью вышел из строя. Я был настоящей развалиной, а мое чувство равновесия оказалось нарушено. Я даже не мог держать голову прямо, без того, чтобы не испытать приступа тошноты. Белизна моего лица вполне могла соперничать с хорошо отбеленными простынями, впрочем, цвет кругов под глазами намекал об использовании синьки. Благодаря же испытанным перегрузкам, мне казалось, будто все мое тело избито бейсбольной битой. В довершении всего, путь назад в Кардифф лежал по узкой и петляющей проселочной дороге, где вероятность удачной поездки сравнима с тем, что Джордж Майкл будет держаться подальше от общественных туалетов. Ни малейшего шанса!

И все же, если бы меня попросили проделать это снова, если бы меня попросили повторить любое из моих приключений, я ответил бы: "К черту! Давайте начинать". Потому что я ни о чем не жалею.
Ведь все это как раз и означает быть живым!