Я хочу знать точно.
Chapter Seven " The First man You Remember " / Глава Семь "Первый мужчина, которого ты вспоминаешь"
читать дальше
В 1985 году, после окончания Западной Старшей Школы Джолиет, я отправился в Университет Айовы, расположенный в городе Де-Мойн, чтобы изучать драматическое и музыкальное искусство. Ландшафт Айовы во многом похож на Пэрис Хилтон: такой же невероятно плоский и без всяких видимых округлостей. Фактически, Айова это единственный штат в США над которым может посмеяться даже алабамская низменность. Но, Айове, похоже, совсем нет до этого дела. Она тверда в своих среднезападных устоях и крепка в собственной уверенности, что если бы не Ястребиный Штат 1. , то ни существовало бы никакого Джона Уэйна, никакого «Поля мечты», да и кукурузы ощущалась бы явная недостача. Университет Айовы, в свою очередь, мог похвастаться сильным музыкальным
факультетом и наличием финансирования, что для меня и моих родителей стало очень соблазнительным. Таким образом, решение было принято, и я продолжил свое обучение именно там.
Увы, я возненавидел этот университет и распрощался с ним уже после первого же семестра. Дело в том, что в отличие от множества моих прежних замечательных учителей и наставников, проявлявших интерес непосредственно ко мне, здешним преподавателям попросту было наплевать на меня. Я был всего лишь одним из 25 тысяч студентов, поэтому, даже не поинтересовавшись, куда же я сам хочу применить свой талант, преподаватели музыкального факультета не сомневались в том, чем я должен буду заняться. Они самостоятельно приняли решение сделать из меня классического оперного певца. Примечательно, что при всем при этом я большему научился вовсе не от них, а от таких исполнителей как Джин Келли, Фред Астер, Джинджер Роджерс и Ноэль Коуард. Хотя полагаю, что с точки зрения музыкального факультета Университета Айовы все эти люди тоже были слишком déclassé, т.е. недостаточно квалифицированы и профессиональны.
1. Это прозвище Айовы, поясняю, если вы не знали.
Кстати о г-же Роджерс. Еще одним особенным моментом моей жизни, ярким кадром моей собственной киноистории стало, подобно встрече с Джорджем Лукасом в Каннах, знакомство с Джинджер в 1996 году на ужине, посвященном Американской Кинотеатральной Премии. К сожалению, мне так и не выпала возможность потанцевать с нею, т.к. тем вечером она находилась в кресле-каталке. Но, тем не менее, мы непринужденно поболтали несколько минут, и тепло этих мгновений еще долго оставалось со мной.
Вообще, Американская Кинотеатральная Премия это ежегодное мероприятие, по сути своей посвященное чествованию работ старых голливудских звезд. В 1996 году я оказался в Лос-Анджелесе, где участвовал в проекте Дэвида Геста, который также продюсировал эту церемонию награждения. Он то и попросил меня сопроводить на званый ужин, предваряющий само шоу, звезду прошлых лет - актрису Энджи Дикинсон. Конечно же, я согласился! Я ждал ее в холле отеля Беверли Уилшир, куда Энджи заехала за мной на своем Мерседесе. Когда я забрался в автомобиль, я сразу же обратил внимание на ее великолепные ноги, открытые высоким разрезом платья.
- Вау! – не сдержал я своего восторга, - Ваши ножки все еще замечательно выглядят. Я помню, как в восемь лет любовался на вас в сериале «Женщина-полицейский»!
Она с изумлением посмотрела на меня, а потом спросила: «Ты собираешься выставлять себя идиотом только сейчас или продолжишь это и позже?»
Я принялся лепетать извинения, но она прервала их своей искренней улыбкой и легким взмахом руки. В итоге мы чудесно провели время на ужине, а на следующий день наше «свидание» попало в заголовки всех таблоидов, кричащих о том, что я стал ее «мальчиком для утех». Что, естественно, было полнейшей чушью.
Если вспоминать Университет Айовы, то, несмотря на мое общее разочарование, благодаря ему я все же смог получить роль в одной музыкальной постановке. Я участвовал в представлении вместе со знаменитой театральной группой университета, всем известными «Золотыми Исполнителями». Это событие стало единственным памятным моментом самого скучного семестра в моей жизни.
Но, вы догадываетесь, что при этом произошло? «Новенький и Не Мечтай Синдром» атаковал вновь. Я был первокурсником и новичком, и поэтому мне «полагались» наименее значимые певческие партии. Кого вообще волнуют таланты, если есть такая штука как выслуга лет! Мне казалось, что кто-то врубил обратную времЕнную перемотку, и я опять очутился в старших классах. И хотя я очень не хотел проходить через все это еще раз, но я также страстно желал принимать участие в спектакле. Кроме того, я попросту наслаждался самой возможностью быть в составе театральной группы. Правда, признаюсь, что это вполне могло быть связано и с тем, что я без памяти влюбился в одного из исполнителей, в Джима Брукера. Так или иначе, я проглотил свою гордость и принял сложившуюся ситуацию. А в конечном счете, мои таланы, как говорится, все равно хорошенько врезали между ног их выслуге лет.
Многие верят, что как личности мы есть ничто иное, как результат какого-то заранее составленного плана, некоего великого замысла, предопределенного для нас Высшими Силами (причем вовсе неважно, что именно под ними подразумевается). Я же всегда знал, что все это настоящая ерунда. Я есть тот, кто я есть, во-первых, благодаря генетике, во-вторых, причем этот второй пункт не мене важен, благодаря последовательности решений. Решений моих дедушек и бабушек, таких как выбор Дедули Батлера проигнорировать мнение врачей и сохранить жизнь моей маме в тепле печи; решений моих родителей, таких как переезд в Америку; и, несомненно, решений, принятых мною самим.
Я принял решение покинуть Университет Айовы сразу после окончания семестра, но, чтобы не подводить театральную группу, я согласился отправиться вместе с «Золотыми Исполнителями» в Чикаго на прослушивание для представлений, устраиваемых летом в парке Оприленд.
В восьмидесятые годы парк Оприленд, расположенный в городе Нашвилл (штат Теннесси), будучи популярной туристической достопримечательностью и парком развлечений, кроме всего прочего считался «Домом Американской Музыки». При этом компания, которой принадлежал парк, называлась – и я вас вовсе не разыгрываю - «Гейлорд Энтертэйнмент». Парк мог похвастаться несколькими «американскими горками» и прочими аттракционами, но больше всего он славился своими потрясающими музыкальными шоу. Это было что-то вроде смеси Бродвея и Блэкпула, но только более кичливое и звенящее.
Ночь накануне прослушивания все «Золотые Исполнители» провели в доме моих родителей в городе Джолиет, т.к. он находился примерно на полпути между Чикаго и Де-Мойн. Кстати говоря, Кардифф, на мой взгляд, тоже намного ближе к Чикаго, чем Де-Мойн, если конечно рассматривать все с точки зрения их культурного наследия и значимости. Итак, почти до рассвета в доме родителей звучала живая музыка. Певцы практиковались в гостиной у рояля, несколько человек собрались в столовой возле магнитофона, а остальные напевы доносились из второй гостиной на цокольном этаже. Но, ни один из этих голосов не был моим.
Дело в том, что около десяти часов вечера я проследовал на кухню, налил себе стакан молока и, поцеловав маму, отправился спать.
- Джон, - окликнула она меня - разве ты не должен заниматься вместе с ребятами?
- Я вполне могу позаниматься и у себя в голове. 2.
Позже я узнал от Энди Барникла, моего преподавателя актерского мастерства в Международном Университете Соединенных Штатов (г. Сан-Диего), что подобная практика действительно существует и считается признанной методикой репетиций. Как объяснял Энди: «Если ты сможешь представить что-то, то ты сможешь и повторить». Но, честно говоря, на тот момент, в доме моих родителей, я попросту не хотел, чтобы остальные участники группы слышали, на что я по-настоящему способен. Ведь все то время, что я знал их, они никогда не были особенно заинтересованы в раскрытии моего таланта. Что ж, с какой стати я должен был демонстрировать его им теперь? Поэтому я лег в кровать и позволил соревнующимся за Оприленд убаюкивать меня своими серенадами.
2. В те времена моя голова не была настолько забита. Там оставалось место и для репетиций.
На первом этапе прослушивания все «Золотые Исполнители» друг за другом выступали в одном и том же зале. Моя очередь подошла последней. Сразу оговорюсь, что хотя в старших классах я взял несколько уроков балета, «Билли Эллиотом» я все же не был. Большая часть моего танцевального опыта к тому моменту состояла из нескольких па, которым я научился во время представлений, и моих собственных примитивных навыков. Однако, при этом я был в хорошей физической форме и мог - да и сейчас могу - кувыркаться, скакать и брыкаться не хуже всех остальных. На прослушивании для парка Оприленд я выполнил номер, которым гордился бы и сам Джин Келли. Он включал в себя парочку высоких взмахов ногой, немного настоящего степа, чуть-чуть чечетки носками ботинок и, наконец, мой грандиозный финал. Я закончил выступление, прокрутив идеальное сальто назад, причем ни разу не сбившись с ритма и не переврав мелодию за все свое представление.
Я взглянул на судейскую панель и понял, что сделал их. Затем я оглянулся на остальных «Золотых Исполнителей», сидевших с отвисшими челюстями, и понял, что сделал и их тоже.
По окончанию прослушивания Жан Виттикер, один из кастинг-директоров и хореографов парка Оприленд на тот момент, отозвал меня в сторонку. «Джон, мы еще не определились со списком прошедших конкур участников, но уже сейчас мы знаем, что хотим нанять тебя. Поэтому не уходи куда-нибудь еще».
И я не ушел. Вместо этого я сказал «прощай» группе «Золотых Исполнителей» и летом отправился в город Нашвилл.
Вообще, летняя работа в парке Оприленд в 86 и 87 годах остается моим главным воспоминанием тех лет. При этом Нашвиллские шоу вовсе не были единственными проектами, в которых я тогда участвовал. После того как я покинул Университет Айовы, я пошел на курсы актерского мастерства в Чикаго, а также проходил пробы для рекламы и других небольших подработок, позволяющих мне скоротать время между моими летними выступлениями в парке аттракционов.
Замечу, что почти до конца 90-х годов я регулярно получал выплаты за один из таких своих ранних контрактов. Это была, наверное, худшая реклама мороженого Баскин-Роббинс из всех, когда-либо существовавших. Процесс ее съемки, которую предполагали закончить за одно утро, затянулся на целый день, т.к. я жутко переигрывал и выглядел так, словно испытываю оргазм, а не наслаждаюсь мороженым. Я знаю, что однажды наступит час, когда эти рекламные потуги окажутся у всех на виду. И когда этот момент придет, я вас очень прошу, помните, что тогда я был совсем молод, и будьте ко мне снисходительны.
Участвуя в постановках в парке Оприленд, я познакомился со своей близкой подругой Мерелин Рисинг. Мы с нею мгновенно запали друг на друга. Начнем с того, что в ковбойских джинсах она выглядела почти так же миленько, как и я. Мерелин была миниатюрной и жизнерадостной, с сильным голосом и морем обаяния и энергии. Мы разделяли общую страсть к исполнительскому искусству и одинаковое эпатажное чувство юмора. Как-то раз, мы провели всю дорогу до Иллинойса с самыми настоящими австралийскими попугаями на плечах 3., а на лицах у нас были резиновые маски, изображающие физиономии стариков. Какой-то дальнобойщик следовал за нами на протяжении нескольких миль, пытаясь разгадать, являемся ли мы чокнутыми или попросту, э…, дебилами. В другой раз, когда мои отец и мама улетали из Международного Аэропорта города Сан-Диего, мы с Мерелин поднялись на одну из смотровых площадок (дело происходило до 11 сентября) и приспустили наши джинсы в их честь. Как потом вспоминали мои родители, все пассажиры невероятно обрадовались и зааплодировали, когда пилот при этом объявил, что «кому-то воздаются королевские почести».
На второе лето в парке Оприленд нам с Мерелин дали роли в постановке под названием «Удивительный Запад». Многие из песен, которые мы там пели, были взяты из мюзикла «Оклахома!» И поверьте мне, после ежедневного длительно исполнения подобных композиций, становится очень легко понять, почему же «бедняга Джад умер».
3. Первоначально птицы принадлежали моей соседке Мидж. Больше о Мидж я расскажу в главе девять.
Летом за год до этого, закончив свое представление, я пересекал парк и отправлялся посмотреть на еще одного исполнителя, Майкла Клауэрса, танцующего в другом шоу. Он, вероятно, входил в число лучших танцовщиков парка Оприленд и обладал потрясающей улыбкой. Я считал его очень сексуальным, но долгое время никак не флиртовал с ним и не пытался сблизиться каким-либо еще способом. Я всего лишь приходил полюбоваться на его танец. Временами я случайно замечал его в гей клубе Нашвилла – месте, в котором многие из исполнителей Оприленда собирались, чтобы поглазеть на одного из наших костюмеров, показывающего свое собственное драг-шоу, неистовый номер «Горячий Джаз» из мюзикла «Виктор/Виктория». Само выступление было великолепным, но для его постановки парень выбрал худшее место в Нашвилле, в надежде избежать любых ассоциаций с Оприлендом. Что в действительности оказалось очаровательно ироничным, т.к., на мой взгляд, почти каждый работник парка Оприленд так или иначе был геем.
Жизнь в подобном гей сообществе фактически стала для меня своего рода освобождением. Хотя я никогда не ощущал себя по-настоящему «запертым в шкаф», здесь я впервые осознал себя в полной мере самим собой. Я уверен, что нахождение среди людей, которые - будучи геями или не геями - воспринимали и оценивали друг друга исходя из имеющихся талантов, а вовсе не по сексуальным предпочтениям, многое для меня изменило. Все же, должен заметить, что годы моей юности и полового созревания также никогда не были для меня тем временем, когда я всерьез старался бы скрыть свою сущность. Скорее, то был период, когда я взрослел, пытаясь понять и принять все части своей личности, включая мою сексуальность.
Как бы там ни было, когда несколько моих ближайших школьных друзей приехало в Нашвилл, чтобы навестить меня, я не стал скрывать своих новых знакомых по Оприленду или то, как изменилась моя жизнь. Насколько помню, тогда я рассуждал, что сейчас лично у меня все меняется к лучшему. А уже от самих одноклассников зависит - принимать или не принимать меня таким, как я есть. Сможем ли мы и дальше поддерживать отношения, или уже не сможем. И мы, если не считать несколько исключений, смогли!
Вообще, нашвиллские летние ночи хорошенько подстегнули мой барроумэновский ген вечеринок, и я, с небольшой помощью своих друзей, организовал несколько шикарных празднеств. Нам всем тогда было от восемнадцати до двадцати одного года, все мы оказались далеко от дома, и оставалось не так уж много вещей, которые мы не решались бы себе позволить. В один из таких вечеров я наконец-то набрался смелости и пригласил Майкла Клауэрса поплавать со мной в бассейне нашего жилого комплекса.
На тот момент я был чуточку пьян, впрочем, как и он тоже. В тиши нашвиллской ночи звезды мерцали на небе словно золотые монетки. Я не спускал с них глаз и чувствовал, как Майкл медленно скользил в мою сторону, пересекая бассейн. По водной глади пошли легкие волны, когда он прильнул ко мне и завел свою руку мне за голову. А затем это произошло: мой первый гей поцелуй. И даже до сих пор он остается одним из самых романтичных поцелуев в моей жизни. Насколько я знаю, сейчас получатель этих неспешных чувственных объятий и поцелуев работает хореографом в центре развлечений «Радио Сити Мьюзик Холл» в Нью-Йорке, но в 1986 году он всецело находился в моих руках в плавательном бассейне штата Теннесси. Мне вовсе не потребовалось много усилий, чтобы заманить его в бассейн, а наш поцелуй привел к…. Но, позвольте мне здесь просто умолкнуть, сказав только: «Ах, эти летние ночи…».
Грустная часть моей истории заключается в том, что хотя мы оба совершенно не смущались нашей ориентации, но страх перед угрозой ВИЧ и СПИД в конце восьмидесятых годов был довольно силен. Поэтому мы оказались слишком напуганы всем этим, чтобы отважиться, если можно так выразиться, на полноценный половой акт. Однако, мы чудесно провели время, а наша ночь в бассейне стала первой из множества романтических встреч под звездами. Это был мой первый летний роман, и, конечно же, он до сих пор занимает особое место в моих воспоминаниях.
Кстати говоря, именно в Оприленде я очень многое узнал и попробовал впервые. Например, впервые получил настоящую оплату за участие в мюзикле. Я выступал в четырех шоу за день, полностью отрабатывая утренний или вечерний показ. Это была достаточно тяжелая работа, но я наслаждался каждой ее минутой. Мне платили за то, что я пел и танцевал на сцене, одетый в наряд, по сравнению с которым даже моя безумная экипировка тамбурмажора в средней школе выглядела бы уныло.
За время представлений в Оприленде я научился, как быть частью творческого коллектива; научился, как поддерживать звучание своего голоса на должном уровне, несмотря на сильный ветер, и не надрывать при этом свои голосовые связки. Я научился, как вовсю отплясывать при сорокоградусной жаре, но никак не показывать публике насколько ты запарился. В постановке «Удивительный Запад» я играл роль Маршала Диллона, персонажа из популярного американского телесериала пятидесятых годов. После каждого выступления весь актерский состав должен был возвращаться на сцену, чтобы пообщаться со зрителями, пока те постепенно покидали наш амфитеатр. Но когда ты уже буквально купаешься в собственном поту, а пятьсот или больше человек непрерывно снуют возле тебя, трясут твою руку, задают вопросы и зовут сфотографироваться – то тогда ты, несомненно, быстро постигаешь науку о том, как правильно взаимодействовать с аудиторией, проявлять внимание и должным образом ценить отзывы зрителей. Тем не менее, даже сейчас я уверен, что самым важным уроком, из всех полученных мною в Оприленде, стал урок о том, как изящно покинуть сцену, если из твоих белых полиэстровых брюк вниз стекает дерьмо. 4.
4. А теперь оставайтесь со мной! Сейчас я все кратенько объясню.
Вы вероятно уже наслышаны из других источников, что иногда я люблю немного пошалить. Да, я люблю, но было всего лишь один или два случая 5., когда эти шуточки прилюдно поставили бы моих друзей и семью в неловкое положение. Как-то раз, когда Бев и я находились в 2002 году в Нью-Йорке на премьере моего эстрадного выступления в театральной студии Arci's Place, мне вдруг понадобилось немного расслабляющего шопинга. Поэтому мы направились прямиком на Пятую Авеню в магазин Луи Виттона. Я хотел присмотреть собачий ошейник для Пенни, моего горячо любимого золотистого кокер спаниеля, которая, к сожалению, покинула нас в 2007 году в возрасте семнадцати лет. При этом я был одет в свой повседневный наряд: элегантно потрепанные джинсы, рубашку поло и кроссовки. Не меньше десяти минут ни один из продавцов-консультатнов этого бутика вообще не обращал на нас внимание. До тех пор, пока я не извлек свой бумажник от Луи Виттона. Тогда, внезапно, сразу трое из них материализовались вокруг нас.
- Могу ли я помочь вам, сэр?
- Я ищу собачий ошейник.
- Какого размера?
- Чтобы оказался впору ей, - ответил я, указывая на Бев. (Ну, по крайней мере, я ведь не попросил еще и поводок).
5. Я никогда не был силен в математике.
Таким образом, учитывая собственную склонность к шуточкам, я всегда готов к тому, что и сам окажусь объектом розыгрыша. Однажды, когда в 2004 году я записывал свой третий сольный альбом «John Barrowman Swings Cole Porter», мы с Бев приехали на студию, чтобы в самый первый раз прослушать несколько песен, сразу после того, как они были полностью смикшированы. Звукорежиссер настроил свой пульт, грянул оркестр, раздалась чудесная музыка, а затем комнату заполнил мой голос. Я не мог в это поверить! Я звучал охренеть как отвратительно. Моя тональность была чересчур высокой и, кроме того, я шепелявил. Я походил на мультяшную свинку Пинки, которой при этом еще хорошенько врезали по горлу. Все это потрясло меня до глубины души.
- О, мой Бог! Бев, неужели я действительно так звучу?
Но она оказалась слишком ошеломленной, чтобы ответить, чем расстроила меня еще больше. С той поры, как Бев впервые аккомпанировала мне на школьном конкурсе вокала - когда мне вдруг захотелось исполнить арию Далилы «Мое сердце в твоем сладком голосе» из оперы Камиля Сен-Санса «Самсон и Далила», (а Бев позволила мне это сделать) - так вот, с тех пор она была моей главной опорой. Она прошла долгий путь от утешения меня за кулисами во время этого рокового школьного концерта, до аккомпанирования мне на пианино для всех моих соло номеров. Она также помогала мне с подборкой песен и необходимых рабочих материалов для моих эстрадных выступлений.
Поэтому молчание Бев говорило красноречивей любых ее слов. Меж тем продюсер оборвал запись, а студия постепенно начала наполнятся сначала хихиканьем, а потом самым настоящим гоготом, который издавали музыканты. Как вскоре выяснилось, они специально, ради шутки, изменили звучание моего голоса во время микширования. Грязные ублюдки!
Все это я рассказал вам для того, чтобы объяснить, что я могу также легко воспринимать розыгрыши, как и придумывать их сам. Однако, шуточка с «полиэстровыми штанами», которую провернул со мной один из исполнителей в Оприленде, даже отдаленно не была похожа на добродушную. Фактически, я всегда подозревал, что это так называемое «веселье» в действительности было ничем иным, как предумышленным вредительством. Тот актер, которому я его приписываю, постоянно оставался позади меня при распределении ведущих номеров в постановках. Поэтому я уверен, он понадеялся на то, что если сумеет вывести меня из строя на несколько дней - то тогда сумеет и получить всеобщее признание, которое, как он полагал, он давно заслуживает. Таким образом, в тот жаркий летний день, прежде чем я отправился на сцену, он подсыпал мне в воду «ЭксЛакс», сильнейшее слабительное средство. Поскольку тропический нашвиллский климат вынуждал меня постоянно восполнять потерю жидкости в организме, то - до того, как подошло время для моего финального выхода - я успел не менее трех раз основательно приложиться к этой воде.
Вообще, все те, кто за эти годы работал со мной, прекрасно знают, что я всегда следую совету Роберта Бернса: «Где бы ты ни оказался, позволь своему духу быть свободным». Поэтому, для меня вполне естественно освободить немного моего «духа» во время выступления, если такая потребность вдруг появляется. К сожалению, когда эта самая потребность неожиданно проявилась в то утро, она пришла не в виде быстрого и незаметного «гудочка», а как безудержно гремящий во всю мощь «рев трубы». Что делало сложившуюся ситуацию еще хуже – хотя, конечно, если что-то может быть хуже, чем диарея, наполняющая ваше исподнее – так это то, что я совсем не носил нижнего белья. Я был одет в белые, облегающие брюки и согласно сценарию вынужден был выполнить три высоких взмаха ногой подряд, благодаря которым, я запустил брызги жидкого дерьма прямиком в пожилую супружескую пару, сидевшую в первом ряду.
Милостью Божьей, как для меня, так и для них, затем я сумел подтолкнуть одного из других исполнителей на свое центральное место в ряду танцоров и, наконец-то, смог совершить бегство за кулисы.
Теперь же иногда я задаю себе вопрос, сколько же времени заняло у парочки из первого ряда, чтобы заметить вонь по дороге домой? Вы ведь помните, как я говорил вам в предыдущей главе, что в какой-то момент дорожного путешествия всегда и у всех обязательно появляется Запах.
Еще одной вещью, которую я в те годы совершил впервые, стал мой отказ от участия в шоу Диснея. Это произошло в 1986 году, в первое лето моих выступлений в Оприленде. Незадолго до этого, Бев, вместе со своим мужем Джимом и двумя детьми - Дженифер и Майклом, навестили меня в Нашвилле. Пока они гостили в городе, Бев неоднократно приходила посмотреть постановки с моим участием. После одного из таких представлений она утащила меня в сторонку.
-Джон, закругляйся со своими идиотскими выходками, которые ты вытворяешь, когда покидаешь сцену.
Она имела в виду мою склонность периодически приспускать свои штаны или задирать юбку у танцовщиц, обычно у Мерелин (обязательно с ее полного согласия), в тот момент, когда мы уходили за кулисы.
-Подумай, что получится, если кто-нибудь вдруг придет специально, чтобы посмотреть на тебя, – продолжала она, – они ведь могут все заметить и вовсе не будут этим впечатлены.
- Бев, да мы постоянно такое делаем.
Но она так и не прониклась этой идеей.
Кстати говоря, моя торчвудская семья может засвидетельствовать то, что и по сей день я бываю иногда неравнодушен к «полной луне», освещающей путь. В основном такое случается, если над нашей съемочной площадкой вдруг сгущаются тучи, а настрой команды становится немного сумрачным. Хотя временами я проделываю все это и просто так. Однажды, когда Кэрол и ее муж Кевин навещали меня в Лондоне, где я играл роль Рауля в мюзикле «Призрак Оперы» в «Театре Ее Величества», они немного заблудились. Тогда Кэрол позвонила мне из телефонной будки на углу Риджент-Стрит.
-Я думаю, мы уже близко, - сказала она.
- Двигайтесь дальше до улицы Чарльза Второго, а затем поверните налево, - ответил я, - сразу как повернете, вы заметите опознавательный знак.
Когда же Кэрол и Кевин выехали из-за угла – они сразу увидели мою голую задницу, торчащую из окна гримерной на верхнем этаже. Это был мой собственный сияющий маяк в ночи, освещающий путь утомленным странникам.
Следует сказать, что я вовсе не стесняюсь демонстрировать свои тылы и на экране. В конце 80-х годов я впервые снимался в кино, это был фильм Брайана Де Пальмы «Неприкасаемые». Я появился в кадре всего на несколько секунд (как даже не упоминаемый в титрах участник массовки), в той сцене, когда Шон Коннери вербует Энди Гарсиа в полицейскую академию. Меня показали со спины, одетым в плотно облегающие серые спортивные штаны и с руками, заведенными за спину. Именно это и был мой «задний план».
Что же до совета Бев, который она дала мне тем летним вечером в Оприленде, он, как и все ее советы, конечно же, попал в самую точку. Есть время и место, чтобы сиять вашей задницей, и как оказалось, есть время и место, когда очевидным становится абсолютно обратное. Это и произошло со мной буквально через день.
Я только успел сойти со сцены, причем не покусившись ни на чьи штаны, включая свои собственные, как был остановлен человеком, который представился главой кастингового отдела компании Дисней. Он прибыл в Оприленд специально для того, чтобы увидеть меня и предложить мне на следующее лето выступать в парке «Диснейворлд» в Орландо (штат Флорида). Он объяснил, что это будет шоу, которое они разработают исключительно с учетом моих исполнительских талантов.
Я достаточно долго всерьез обдумывал это предложение, даже несмотря на то, что уже подписал контракт на возвращение в Оприленд будущим летом. Я обсудил все со своими родителями и знал, что если все-таки соглашусь отправиться в парк Диснея, то мой отец сможет найти для меня способ разорвать имеющийся договор с Оприлендом. Тем не менее, в итоге я выбрал соблюдение своих обязательств и остался в Нашвилле. Почему? Возможно, ответ уже вполне оголен, хм, очевиден. Я всегда следую своей собственной мелодии и танцую в своем собственном ритме. Кроме того - хотя лояльность, несомненно, сыграла определенную роль - моей главной причиной стала уверенность в том, что существует множество вещей, которым Оприленд еще не успел меня научить.
Когда я перезвонил, чтобы сообщить о своем решении, я услышал весьма неожиданные слова.
- Джон, - ответил мне тот самый глава кастингового отдела, - те исполнители, которые отвергают наше предложение, обычно оказываются теми, чье имя мы позже видим на всех афишах. Так что желаю тебе удачи.
Я уверен, что сказать подобное было очень великодушно и бескорыстно с его стороны, и я, в свою очередь, всегда стараюсь следовать его примеру. В аналогичных ситуациях - будь то рекомендации другим, или оценка своих ролей - я помню насколько важно, чтобы кто-то поддержал ваш, с трудом сделанный, выбор. Но у меня действительно нет и минутки свободного времени для тех, кто притворно сидит с кислой миной или пытается погасить чужую звезду, если она сияет ярче их
собственной.
Честно говоря, мир может быть достаточно темным местом. Поэтому - осветите его сами!
Дополнения к главе 7
читать дальше
В 1985 году, после окончания Западной Старшей Школы Джолиет, я отправился в Университет Айовы, расположенный в городе Де-Мойн, чтобы изучать драматическое и музыкальное искусство. Ландшафт Айовы во многом похож на Пэрис Хилтон: такой же невероятно плоский и без всяких видимых округлостей. Фактически, Айова это единственный штат в США над которым может посмеяться даже алабамская низменность. Но, Айове, похоже, совсем нет до этого дела. Она тверда в своих среднезападных устоях и крепка в собственной уверенности, что если бы не Ястребиный Штат 1. , то ни существовало бы никакого Джона Уэйна, никакого «Поля мечты», да и кукурузы ощущалась бы явная недостача. Университет Айовы, в свою очередь, мог похвастаться сильным музыкальным
факультетом и наличием финансирования, что для меня и моих родителей стало очень соблазнительным. Таким образом, решение было принято, и я продолжил свое обучение именно там.
Увы, я возненавидел этот университет и распрощался с ним уже после первого же семестра. Дело в том, что в отличие от множества моих прежних замечательных учителей и наставников, проявлявших интерес непосредственно ко мне, здешним преподавателям попросту было наплевать на меня. Я был всего лишь одним из 25 тысяч студентов, поэтому, даже не поинтересовавшись, куда же я сам хочу применить свой талант, преподаватели музыкального факультета не сомневались в том, чем я должен буду заняться. Они самостоятельно приняли решение сделать из меня классического оперного певца. Примечательно, что при всем при этом я большему научился вовсе не от них, а от таких исполнителей как Джин Келли, Фред Астер, Джинджер Роджерс и Ноэль Коуард. Хотя полагаю, что с точки зрения музыкального факультета Университета Айовы все эти люди тоже были слишком déclassé, т.е. недостаточно квалифицированы и профессиональны.
1. Это прозвище Айовы, поясняю, если вы не знали.
Кстати о г-же Роджерс. Еще одним особенным моментом моей жизни, ярким кадром моей собственной киноистории стало, подобно встрече с Джорджем Лукасом в Каннах, знакомство с Джинджер в 1996 году на ужине, посвященном Американской Кинотеатральной Премии. К сожалению, мне так и не выпала возможность потанцевать с нею, т.к. тем вечером она находилась в кресле-каталке. Но, тем не менее, мы непринужденно поболтали несколько минут, и тепло этих мгновений еще долго оставалось со мной.
Вообще, Американская Кинотеатральная Премия это ежегодное мероприятие, по сути своей посвященное чествованию работ старых голливудских звезд. В 1996 году я оказался в Лос-Анджелесе, где участвовал в проекте Дэвида Геста, который также продюсировал эту церемонию награждения. Он то и попросил меня сопроводить на званый ужин, предваряющий само шоу, звезду прошлых лет - актрису Энджи Дикинсон. Конечно же, я согласился! Я ждал ее в холле отеля Беверли Уилшир, куда Энджи заехала за мной на своем Мерседесе. Когда я забрался в автомобиль, я сразу же обратил внимание на ее великолепные ноги, открытые высоким разрезом платья.
- Вау! – не сдержал я своего восторга, - Ваши ножки все еще замечательно выглядят. Я помню, как в восемь лет любовался на вас в сериале «Женщина-полицейский»!
Она с изумлением посмотрела на меня, а потом спросила: «Ты собираешься выставлять себя идиотом только сейчас или продолжишь это и позже?»
Я принялся лепетать извинения, но она прервала их своей искренней улыбкой и легким взмахом руки. В итоге мы чудесно провели время на ужине, а на следующий день наше «свидание» попало в заголовки всех таблоидов, кричащих о том, что я стал ее «мальчиком для утех». Что, естественно, было полнейшей чушью.
Если вспоминать Университет Айовы, то, несмотря на мое общее разочарование, благодаря ему я все же смог получить роль в одной музыкальной постановке. Я участвовал в представлении вместе со знаменитой театральной группой университета, всем известными «Золотыми Исполнителями». Это событие стало единственным памятным моментом самого скучного семестра в моей жизни.
Но, вы догадываетесь, что при этом произошло? «Новенький и Не Мечтай Синдром» атаковал вновь. Я был первокурсником и новичком, и поэтому мне «полагались» наименее значимые певческие партии. Кого вообще волнуют таланты, если есть такая штука как выслуга лет! Мне казалось, что кто-то врубил обратную времЕнную перемотку, и я опять очутился в старших классах. И хотя я очень не хотел проходить через все это еще раз, но я также страстно желал принимать участие в спектакле. Кроме того, я попросту наслаждался самой возможностью быть в составе театральной группы. Правда, признаюсь, что это вполне могло быть связано и с тем, что я без памяти влюбился в одного из исполнителей, в Джима Брукера. Так или иначе, я проглотил свою гордость и принял сложившуюся ситуацию. А в конечном счете, мои таланы, как говорится, все равно хорошенько врезали между ног их выслуге лет.
Многие верят, что как личности мы есть ничто иное, как результат какого-то заранее составленного плана, некоего великого замысла, предопределенного для нас Высшими Силами (причем вовсе неважно, что именно под ними подразумевается). Я же всегда знал, что все это настоящая ерунда. Я есть тот, кто я есть, во-первых, благодаря генетике, во-вторых, причем этот второй пункт не мене важен, благодаря последовательности решений. Решений моих дедушек и бабушек, таких как выбор Дедули Батлера проигнорировать мнение врачей и сохранить жизнь моей маме в тепле печи; решений моих родителей, таких как переезд в Америку; и, несомненно, решений, принятых мною самим.
Я принял решение покинуть Университет Айовы сразу после окончания семестра, но, чтобы не подводить театральную группу, я согласился отправиться вместе с «Золотыми Исполнителями» в Чикаго на прослушивание для представлений, устраиваемых летом в парке Оприленд.
В восьмидесятые годы парк Оприленд, расположенный в городе Нашвилл (штат Теннесси), будучи популярной туристической достопримечательностью и парком развлечений, кроме всего прочего считался «Домом Американской Музыки». При этом компания, которой принадлежал парк, называлась – и я вас вовсе не разыгрываю - «Гейлорд Энтертэйнмент». Парк мог похвастаться несколькими «американскими горками» и прочими аттракционами, но больше всего он славился своими потрясающими музыкальными шоу. Это было что-то вроде смеси Бродвея и Блэкпула, но только более кичливое и звенящее.
Ночь накануне прослушивания все «Золотые Исполнители» провели в доме моих родителей в городе Джолиет, т.к. он находился примерно на полпути между Чикаго и Де-Мойн. Кстати говоря, Кардифф, на мой взгляд, тоже намного ближе к Чикаго, чем Де-Мойн, если конечно рассматривать все с точки зрения их культурного наследия и значимости. Итак, почти до рассвета в доме родителей звучала живая музыка. Певцы практиковались в гостиной у рояля, несколько человек собрались в столовой возле магнитофона, а остальные напевы доносились из второй гостиной на цокольном этаже. Но, ни один из этих голосов не был моим.
Дело в том, что около десяти часов вечера я проследовал на кухню, налил себе стакан молока и, поцеловав маму, отправился спать.
- Джон, - окликнула она меня - разве ты не должен заниматься вместе с ребятами?
- Я вполне могу позаниматься и у себя в голове. 2.
Позже я узнал от Энди Барникла, моего преподавателя актерского мастерства в Международном Университете Соединенных Штатов (г. Сан-Диего), что подобная практика действительно существует и считается признанной методикой репетиций. Как объяснял Энди: «Если ты сможешь представить что-то, то ты сможешь и повторить». Но, честно говоря, на тот момент, в доме моих родителей, я попросту не хотел, чтобы остальные участники группы слышали, на что я по-настоящему способен. Ведь все то время, что я знал их, они никогда не были особенно заинтересованы в раскрытии моего таланта. Что ж, с какой стати я должен был демонстрировать его им теперь? Поэтому я лег в кровать и позволил соревнующимся за Оприленд убаюкивать меня своими серенадами.
2. В те времена моя голова не была настолько забита. Там оставалось место и для репетиций.
На первом этапе прослушивания все «Золотые Исполнители» друг за другом выступали в одном и том же зале. Моя очередь подошла последней. Сразу оговорюсь, что хотя в старших классах я взял несколько уроков балета, «Билли Эллиотом» я все же не был. Большая часть моего танцевального опыта к тому моменту состояла из нескольких па, которым я научился во время представлений, и моих собственных примитивных навыков. Однако, при этом я был в хорошей физической форме и мог - да и сейчас могу - кувыркаться, скакать и брыкаться не хуже всех остальных. На прослушивании для парка Оприленд я выполнил номер, которым гордился бы и сам Джин Келли. Он включал в себя парочку высоких взмахов ногой, немного настоящего степа, чуть-чуть чечетки носками ботинок и, наконец, мой грандиозный финал. Я закончил выступление, прокрутив идеальное сальто назад, причем ни разу не сбившись с ритма и не переврав мелодию за все свое представление.
Я взглянул на судейскую панель и понял, что сделал их. Затем я оглянулся на остальных «Золотых Исполнителей», сидевших с отвисшими челюстями, и понял, что сделал и их тоже.
По окончанию прослушивания Жан Виттикер, один из кастинг-директоров и хореографов парка Оприленд на тот момент, отозвал меня в сторонку. «Джон, мы еще не определились со списком прошедших конкур участников, но уже сейчас мы знаем, что хотим нанять тебя. Поэтому не уходи куда-нибудь еще».
И я не ушел. Вместо этого я сказал «прощай» группе «Золотых Исполнителей» и летом отправился в город Нашвилл.
Вообще, летняя работа в парке Оприленд в 86 и 87 годах остается моим главным воспоминанием тех лет. При этом Нашвиллские шоу вовсе не были единственными проектами, в которых я тогда участвовал. После того как я покинул Университет Айовы, я пошел на курсы актерского мастерства в Чикаго, а также проходил пробы для рекламы и других небольших подработок, позволяющих мне скоротать время между моими летними выступлениями в парке аттракционов.
Замечу, что почти до конца 90-х годов я регулярно получал выплаты за один из таких своих ранних контрактов. Это была, наверное, худшая реклама мороженого Баскин-Роббинс из всех, когда-либо существовавших. Процесс ее съемки, которую предполагали закончить за одно утро, затянулся на целый день, т.к. я жутко переигрывал и выглядел так, словно испытываю оргазм, а не наслаждаюсь мороженым. Я знаю, что однажды наступит час, когда эти рекламные потуги окажутся у всех на виду. И когда этот момент придет, я вас очень прошу, помните, что тогда я был совсем молод, и будьте ко мне снисходительны.
Участвуя в постановках в парке Оприленд, я познакомился со своей близкой подругой Мерелин Рисинг. Мы с нею мгновенно запали друг на друга. Начнем с того, что в ковбойских джинсах она выглядела почти так же миленько, как и я. Мерелин была миниатюрной и жизнерадостной, с сильным голосом и морем обаяния и энергии. Мы разделяли общую страсть к исполнительскому искусству и одинаковое эпатажное чувство юмора. Как-то раз, мы провели всю дорогу до Иллинойса с самыми настоящими австралийскими попугаями на плечах 3., а на лицах у нас были резиновые маски, изображающие физиономии стариков. Какой-то дальнобойщик следовал за нами на протяжении нескольких миль, пытаясь разгадать, являемся ли мы чокнутыми или попросту, э…, дебилами. В другой раз, когда мои отец и мама улетали из Международного Аэропорта города Сан-Диего, мы с Мерелин поднялись на одну из смотровых площадок (дело происходило до 11 сентября) и приспустили наши джинсы в их честь. Как потом вспоминали мои родители, все пассажиры невероятно обрадовались и зааплодировали, когда пилот при этом объявил, что «кому-то воздаются королевские почести».
На второе лето в парке Оприленд нам с Мерелин дали роли в постановке под названием «Удивительный Запад». Многие из песен, которые мы там пели, были взяты из мюзикла «Оклахома!» И поверьте мне, после ежедневного длительно исполнения подобных композиций, становится очень легко понять, почему же «бедняга Джад умер».
3. Первоначально птицы принадлежали моей соседке Мидж. Больше о Мидж я расскажу в главе девять.
Летом за год до этого, закончив свое представление, я пересекал парк и отправлялся посмотреть на еще одного исполнителя, Майкла Клауэрса, танцующего в другом шоу. Он, вероятно, входил в число лучших танцовщиков парка Оприленд и обладал потрясающей улыбкой. Я считал его очень сексуальным, но долгое время никак не флиртовал с ним и не пытался сблизиться каким-либо еще способом. Я всего лишь приходил полюбоваться на его танец. Временами я случайно замечал его в гей клубе Нашвилла – месте, в котором многие из исполнителей Оприленда собирались, чтобы поглазеть на одного из наших костюмеров, показывающего свое собственное драг-шоу, неистовый номер «Горячий Джаз» из мюзикла «Виктор/Виктория». Само выступление было великолепным, но для его постановки парень выбрал худшее место в Нашвилле, в надежде избежать любых ассоциаций с Оприлендом. Что в действительности оказалось очаровательно ироничным, т.к., на мой взгляд, почти каждый работник парка Оприленд так или иначе был геем.
Жизнь в подобном гей сообществе фактически стала для меня своего рода освобождением. Хотя я никогда не ощущал себя по-настоящему «запертым в шкаф», здесь я впервые осознал себя в полной мере самим собой. Я уверен, что нахождение среди людей, которые - будучи геями или не геями - воспринимали и оценивали друг друга исходя из имеющихся талантов, а вовсе не по сексуальным предпочтениям, многое для меня изменило. Все же, должен заметить, что годы моей юности и полового созревания также никогда не были для меня тем временем, когда я всерьез старался бы скрыть свою сущность. Скорее, то был период, когда я взрослел, пытаясь понять и принять все части своей личности, включая мою сексуальность.
Как бы там ни было, когда несколько моих ближайших школьных друзей приехало в Нашвилл, чтобы навестить меня, я не стал скрывать своих новых знакомых по Оприленду или то, как изменилась моя жизнь. Насколько помню, тогда я рассуждал, что сейчас лично у меня все меняется к лучшему. А уже от самих одноклассников зависит - принимать или не принимать меня таким, как я есть. Сможем ли мы и дальше поддерживать отношения, или уже не сможем. И мы, если не считать несколько исключений, смогли!
Вообще, нашвиллские летние ночи хорошенько подстегнули мой барроумэновский ген вечеринок, и я, с небольшой помощью своих друзей, организовал несколько шикарных празднеств. Нам всем тогда было от восемнадцати до двадцати одного года, все мы оказались далеко от дома, и оставалось не так уж много вещей, которые мы не решались бы себе позволить. В один из таких вечеров я наконец-то набрался смелости и пригласил Майкла Клауэрса поплавать со мной в бассейне нашего жилого комплекса.
На тот момент я был чуточку пьян, впрочем, как и он тоже. В тиши нашвиллской ночи звезды мерцали на небе словно золотые монетки. Я не спускал с них глаз и чувствовал, как Майкл медленно скользил в мою сторону, пересекая бассейн. По водной глади пошли легкие волны, когда он прильнул ко мне и завел свою руку мне за голову. А затем это произошло: мой первый гей поцелуй. И даже до сих пор он остается одним из самых романтичных поцелуев в моей жизни. Насколько я знаю, сейчас получатель этих неспешных чувственных объятий и поцелуев работает хореографом в центре развлечений «Радио Сити Мьюзик Холл» в Нью-Йорке, но в 1986 году он всецело находился в моих руках в плавательном бассейне штата Теннесси. Мне вовсе не потребовалось много усилий, чтобы заманить его в бассейн, а наш поцелуй привел к…. Но, позвольте мне здесь просто умолкнуть, сказав только: «Ах, эти летние ночи…».
Грустная часть моей истории заключается в том, что хотя мы оба совершенно не смущались нашей ориентации, но страх перед угрозой ВИЧ и СПИД в конце восьмидесятых годов был довольно силен. Поэтому мы оказались слишком напуганы всем этим, чтобы отважиться, если можно так выразиться, на полноценный половой акт. Однако, мы чудесно провели время, а наша ночь в бассейне стала первой из множества романтических встреч под звездами. Это был мой первый летний роман, и, конечно же, он до сих пор занимает особое место в моих воспоминаниях.
Кстати говоря, именно в Оприленде я очень многое узнал и попробовал впервые. Например, впервые получил настоящую оплату за участие в мюзикле. Я выступал в четырех шоу за день, полностью отрабатывая утренний или вечерний показ. Это была достаточно тяжелая работа, но я наслаждался каждой ее минутой. Мне платили за то, что я пел и танцевал на сцене, одетый в наряд, по сравнению с которым даже моя безумная экипировка тамбурмажора в средней школе выглядела бы уныло.
За время представлений в Оприленде я научился, как быть частью творческого коллектива; научился, как поддерживать звучание своего голоса на должном уровне, несмотря на сильный ветер, и не надрывать при этом свои голосовые связки. Я научился, как вовсю отплясывать при сорокоградусной жаре, но никак не показывать публике насколько ты запарился. В постановке «Удивительный Запад» я играл роль Маршала Диллона, персонажа из популярного американского телесериала пятидесятых годов. После каждого выступления весь актерский состав должен был возвращаться на сцену, чтобы пообщаться со зрителями, пока те постепенно покидали наш амфитеатр. Но когда ты уже буквально купаешься в собственном поту, а пятьсот или больше человек непрерывно снуют возле тебя, трясут твою руку, задают вопросы и зовут сфотографироваться – то тогда ты, несомненно, быстро постигаешь науку о том, как правильно взаимодействовать с аудиторией, проявлять внимание и должным образом ценить отзывы зрителей. Тем не менее, даже сейчас я уверен, что самым важным уроком, из всех полученных мною в Оприленде, стал урок о том, как изящно покинуть сцену, если из твоих белых полиэстровых брюк вниз стекает дерьмо. 4.
4. А теперь оставайтесь со мной! Сейчас я все кратенько объясню.
Вы вероятно уже наслышаны из других источников, что иногда я люблю немного пошалить. Да, я люблю, но было всего лишь один или два случая 5., когда эти шуточки прилюдно поставили бы моих друзей и семью в неловкое положение. Как-то раз, когда Бев и я находились в 2002 году в Нью-Йорке на премьере моего эстрадного выступления в театральной студии Arci's Place, мне вдруг понадобилось немного расслабляющего шопинга. Поэтому мы направились прямиком на Пятую Авеню в магазин Луи Виттона. Я хотел присмотреть собачий ошейник для Пенни, моего горячо любимого золотистого кокер спаниеля, которая, к сожалению, покинула нас в 2007 году в возрасте семнадцати лет. При этом я был одет в свой повседневный наряд: элегантно потрепанные джинсы, рубашку поло и кроссовки. Не меньше десяти минут ни один из продавцов-консультатнов этого бутика вообще не обращал на нас внимание. До тех пор, пока я не извлек свой бумажник от Луи Виттона. Тогда, внезапно, сразу трое из них материализовались вокруг нас.
- Могу ли я помочь вам, сэр?
- Я ищу собачий ошейник.
- Какого размера?
- Чтобы оказался впору ей, - ответил я, указывая на Бев. (Ну, по крайней мере, я ведь не попросил еще и поводок).
5. Я никогда не был силен в математике.
Таким образом, учитывая собственную склонность к шуточкам, я всегда готов к тому, что и сам окажусь объектом розыгрыша. Однажды, когда в 2004 году я записывал свой третий сольный альбом «John Barrowman Swings Cole Porter», мы с Бев приехали на студию, чтобы в самый первый раз прослушать несколько песен, сразу после того, как они были полностью смикшированы. Звукорежиссер настроил свой пульт, грянул оркестр, раздалась чудесная музыка, а затем комнату заполнил мой голос. Я не мог в это поверить! Я звучал охренеть как отвратительно. Моя тональность была чересчур высокой и, кроме того, я шепелявил. Я походил на мультяшную свинку Пинки, которой при этом еще хорошенько врезали по горлу. Все это потрясло меня до глубины души.
- О, мой Бог! Бев, неужели я действительно так звучу?
Но она оказалась слишком ошеломленной, чтобы ответить, чем расстроила меня еще больше. С той поры, как Бев впервые аккомпанировала мне на школьном конкурсе вокала - когда мне вдруг захотелось исполнить арию Далилы «Мое сердце в твоем сладком голосе» из оперы Камиля Сен-Санса «Самсон и Далила», (а Бев позволила мне это сделать) - так вот, с тех пор она была моей главной опорой. Она прошла долгий путь от утешения меня за кулисами во время этого рокового школьного концерта, до аккомпанирования мне на пианино для всех моих соло номеров. Она также помогала мне с подборкой песен и необходимых рабочих материалов для моих эстрадных выступлений.
Поэтому молчание Бев говорило красноречивей любых ее слов. Меж тем продюсер оборвал запись, а студия постепенно начала наполнятся сначала хихиканьем, а потом самым настоящим гоготом, который издавали музыканты. Как вскоре выяснилось, они специально, ради шутки, изменили звучание моего голоса во время микширования. Грязные ублюдки!
Все это я рассказал вам для того, чтобы объяснить, что я могу также легко воспринимать розыгрыши, как и придумывать их сам. Однако, шуточка с «полиэстровыми штанами», которую провернул со мной один из исполнителей в Оприленде, даже отдаленно не была похожа на добродушную. Фактически, я всегда подозревал, что это так называемое «веселье» в действительности было ничем иным, как предумышленным вредительством. Тот актер, которому я его приписываю, постоянно оставался позади меня при распределении ведущих номеров в постановках. Поэтому я уверен, он понадеялся на то, что если сумеет вывести меня из строя на несколько дней - то тогда сумеет и получить всеобщее признание, которое, как он полагал, он давно заслуживает. Таким образом, в тот жаркий летний день, прежде чем я отправился на сцену, он подсыпал мне в воду «ЭксЛакс», сильнейшее слабительное средство. Поскольку тропический нашвиллский климат вынуждал меня постоянно восполнять потерю жидкости в организме, то - до того, как подошло время для моего финального выхода - я успел не менее трех раз основательно приложиться к этой воде.
Вообще, все те, кто за эти годы работал со мной, прекрасно знают, что я всегда следую совету Роберта Бернса: «Где бы ты ни оказался, позволь своему духу быть свободным». Поэтому, для меня вполне естественно освободить немного моего «духа» во время выступления, если такая потребность вдруг появляется. К сожалению, когда эта самая потребность неожиданно проявилась в то утро, она пришла не в виде быстрого и незаметного «гудочка», а как безудержно гремящий во всю мощь «рев трубы». Что делало сложившуюся ситуацию еще хуже – хотя, конечно, если что-то может быть хуже, чем диарея, наполняющая ваше исподнее – так это то, что я совсем не носил нижнего белья. Я был одет в белые, облегающие брюки и согласно сценарию вынужден был выполнить три высоких взмаха ногой подряд, благодаря которым, я запустил брызги жидкого дерьма прямиком в пожилую супружескую пару, сидевшую в первом ряду.
Милостью Божьей, как для меня, так и для них, затем я сумел подтолкнуть одного из других исполнителей на свое центральное место в ряду танцоров и, наконец-то, смог совершить бегство за кулисы.
Теперь же иногда я задаю себе вопрос, сколько же времени заняло у парочки из первого ряда, чтобы заметить вонь по дороге домой? Вы ведь помните, как я говорил вам в предыдущей главе, что в какой-то момент дорожного путешествия всегда и у всех обязательно появляется Запах.
Еще одной вещью, которую я в те годы совершил впервые, стал мой отказ от участия в шоу Диснея. Это произошло в 1986 году, в первое лето моих выступлений в Оприленде. Незадолго до этого, Бев, вместе со своим мужем Джимом и двумя детьми - Дженифер и Майклом, навестили меня в Нашвилле. Пока они гостили в городе, Бев неоднократно приходила посмотреть постановки с моим участием. После одного из таких представлений она утащила меня в сторонку.
-Джон, закругляйся со своими идиотскими выходками, которые ты вытворяешь, когда покидаешь сцену.
Она имела в виду мою склонность периодически приспускать свои штаны или задирать юбку у танцовщиц, обычно у Мерелин (обязательно с ее полного согласия), в тот момент, когда мы уходили за кулисы.
-Подумай, что получится, если кто-нибудь вдруг придет специально, чтобы посмотреть на тебя, – продолжала она, – они ведь могут все заметить и вовсе не будут этим впечатлены.
- Бев, да мы постоянно такое делаем.
Но она так и не прониклась этой идеей.
Кстати говоря, моя торчвудская семья может засвидетельствовать то, что и по сей день я бываю иногда неравнодушен к «полной луне», освещающей путь. В основном такое случается, если над нашей съемочной площадкой вдруг сгущаются тучи, а настрой команды становится немного сумрачным. Хотя временами я проделываю все это и просто так. Однажды, когда Кэрол и ее муж Кевин навещали меня в Лондоне, где я играл роль Рауля в мюзикле «Призрак Оперы» в «Театре Ее Величества», они немного заблудились. Тогда Кэрол позвонила мне из телефонной будки на углу Риджент-Стрит.
-Я думаю, мы уже близко, - сказала она.
- Двигайтесь дальше до улицы Чарльза Второго, а затем поверните налево, - ответил я, - сразу как повернете, вы заметите опознавательный знак.
Когда же Кэрол и Кевин выехали из-за угла – они сразу увидели мою голую задницу, торчащую из окна гримерной на верхнем этаже. Это был мой собственный сияющий маяк в ночи, освещающий путь утомленным странникам.
Следует сказать, что я вовсе не стесняюсь демонстрировать свои тылы и на экране. В конце 80-х годов я впервые снимался в кино, это был фильм Брайана Де Пальмы «Неприкасаемые». Я появился в кадре всего на несколько секунд (как даже не упоминаемый в титрах участник массовки), в той сцене, когда Шон Коннери вербует Энди Гарсиа в полицейскую академию. Меня показали со спины, одетым в плотно облегающие серые спортивные штаны и с руками, заведенными за спину. Именно это и был мой «задний план».
Что же до совета Бев, который она дала мне тем летним вечером в Оприленде, он, как и все ее советы, конечно же, попал в самую точку. Есть время и место, чтобы сиять вашей задницей, и как оказалось, есть время и место, когда очевидным становится абсолютно обратное. Это и произошло со мной буквально через день.
Я только успел сойти со сцены, причем не покусившись ни на чьи штаны, включая свои собственные, как был остановлен человеком, который представился главой кастингового отдела компании Дисней. Он прибыл в Оприленд специально для того, чтобы увидеть меня и предложить мне на следующее лето выступать в парке «Диснейворлд» в Орландо (штат Флорида). Он объяснил, что это будет шоу, которое они разработают исключительно с учетом моих исполнительских талантов.
Я достаточно долго всерьез обдумывал это предложение, даже несмотря на то, что уже подписал контракт на возвращение в Оприленд будущим летом. Я обсудил все со своими родителями и знал, что если все-таки соглашусь отправиться в парк Диснея, то мой отец сможет найти для меня способ разорвать имеющийся договор с Оприлендом. Тем не менее, в итоге я выбрал соблюдение своих обязательств и остался в Нашвилле. Почему? Возможно, ответ уже вполне оголен, хм, очевиден. Я всегда следую своей собственной мелодии и танцую в своем собственном ритме. Кроме того - хотя лояльность, несомненно, сыграла определенную роль - моей главной причиной стала уверенность в том, что существует множество вещей, которым Оприленд еще не успел меня научить.
Когда я перезвонил, чтобы сообщить о своем решении, я услышал весьма неожиданные слова.
- Джон, - ответил мне тот самый глава кастингового отдела, - те исполнители, которые отвергают наше предложение, обычно оказываются теми, чье имя мы позже видим на всех афишах. Так что желаю тебе удачи.
Я уверен, что сказать подобное было очень великодушно и бескорыстно с его стороны, и я, в свою очередь, всегда стараюсь следовать его примеру. В аналогичных ситуациях - будь то рекомендации другим, или оценка своих ролей - я помню насколько важно, чтобы кто-то поддержал ваш, с трудом сделанный, выбор. Но у меня действительно нет и минутки свободного времени для тех, кто притворно сидит с кислой миной или пытается погасить чужую звезду, если она сияет ярче их
собственной.
Честно говоря, мир может быть достаточно темным местом. Поэтому - осветите его сами!
Дополнения к главе 7
@темы: books, autobiography, Anything Goes
-
-
05.06.2010 в 11:41-
-
05.06.2010 в 12:02И большое спасибо за такую характеристику, очень приятно
-
-
05.06.2010 в 19:06ПыСы Два раза пересмотрела "Неприкасаемых" - искала Джона... А оно вон что оказывается...
-
-
05.06.2010 в 19:22Два раза пересмотрела "Неприкасаемых" - искала Джона... А оно вон что оказывается... А я после перевода нашла этот отрывок на ю тубе. Джон совсем не обманул
Действительно, стоят несколько человек в серых штанах, руки за спину. Я пыталась по затылку угадать, где же Джон
-
-
09.06.2010 в 02:50-
-
14.06.2010 в 12:43Спасибо за отзыв